Праздник на выезде - Дарья Сойфер

– Илона Ивановна! – Терпение Глеба лопнуло, и это придало его возгласу какую-то непривычную самому Рудакову весомость. Словно маленький львенок Симба вдруг научился рычать, как вожак прайда. – Идите в сад!

Рык удивил не только Глеба, но и Веригину. Почувствовав, что «ее мальчик» может и зубки показать, она благоразумно предпочла не испытывать больше удачу и с видом оскорбленной невинности удалилась в вышеозначенный сад.

– Я нашла нам клиента. – Алина выдохнула на побелевшие пальцы и попыталась поднять воротник пальто повыше, хотя выше было некуда. Еще немного, и она напомнила бы Глебу всадника без головы. – Детский праздник. Они хотят тебя.

– Уже нам, да? – Глеб ухмыльнулся. Верно ведь говорят, что месть – это блюдо, которое подают холодным. Так вот, в замороженном виде оно еще прекраснее. – А как же вся та фигня про то, что от меня никакого толку?

– Я была не права, – процедила Алина сквозь стиснутые зубы.

Правда, не очень понятно было, челюсти она сжала от злости или те просто-напросто смерзлись.

– Не знаю, не знаю. – Рудаков наслаждался моментом триумфа, смакуя каждую секунду. – Детские праздники – это не мой уровень. Вообще-то у меня тоже есть клиент. Известная писательница, все дела… Презентация книги, а не какие-то там фигульки из шариков скручивать.

– Мне дали аванс. – Она осеклась и тут же поправилась: – Нам дали…

– Вот это благородство! – фыркнул Глеб. – Купить меня решила? Неплохо бы для начала извиниться…

Это было чересчур. Алина изменилась в лице, и на фарфоровых от мороза щеках проступил румянец гнева.

– Да пошел ты… – бросила она и, обняв себя руками, направилась прочь, растворившись в облаке собственного дыхания.

Рудаков и сам понял, что заигрался, что ему стоило бы остановиться на ее «была не права». Чертов азарт! Прямо как в долбаных казино… А ведь он никогда не умел вовремя забрать выигрыш и свалить, вечно его выводили под утро, когда банковская карточка сияла нулями, как в день выдачи. Вот и теперь он явно продул последние портки, а как исправить – понятия не имел.

– Тридцать семь и шесть, – изрекла Марина Олеговна, отобрав у Алины градусник.

Вообще говоря, Алина не собиралась его показывать. Надеялась тихонько закинуться парацетамолом с фенилэфрином и поехать в ближайший магазин «Веселая идея», потому что время шло, а список вещей ко дню рождения маленького Глеба только рос.

Болеть в семье медиков – занятие в высшей степени неблагодарное. Это обычные родители боятся операций, готовы утешать своих детей, баловать конфетами и поить клюквенным морсом. Потомственные врачи, которые из собственной практики знают процент осложнений, степень риска и частоту летальных исходов, всегда предпочитают стационар. И пока одноклассники Алины мирно дышали над картошкой, она умирала со скуки в одиночной палате, – по блату, само собой, – под капельницами. По вене оно ведь надежнее, чем перорально.

Белкина очень рано научилась скрывать болезни от родителей. Если другие дети грели градусник о батарею, чтобы сачкануть, то Алина трясла его, пока ртутный столбик не опускался до заветных тридцати шести и шести. И только сегодня отработанная годами система дала сбой: Марина Олеговна, вернувшись с дежурства, застукала дочь на месте преступления с главной уликой в руках.

– У бедя все под кодтролеб, – прогундосила Алина, стараясь выглядеть бодрой и здоровой.

Вышло не слишком убедительно. Возможно, оттого, что слезились глаза, возможно – из-за покрасневшего и отечного, как батат, носа.

– Па-а-аша! – Марина Олеговна проигнорировала жалкую попытку сопротивления. – Твой Семакин еще сидит в тринадцатой? Пусть Алину посмотрит, мне кажется, гайморит!

– Я с Лешей сто лет не общался. У него вроде вообще сейчас частная клиника где-то на Урале. – Отец, зевая, пришаркал на кухню. Если Марина Олеговна уже вернулась с дежурства, то Пал Семеныч в больницу только собирался. Иногда Алине казалось, что несовместимый график работы – главный и единственный секрет долгого брака ее родителей. Потому как дольше часа они друг с другом без скандала провести не могли.

– Пап, все о’кей. – Алина сознательно не использовала носовых согласных, чтобы не спалиться. Однако на нее уже никто не обращал внимания.

– Может, к Алферову? – Мать вытащила из микроволновки готовую овсянку.

– Шутишь? Он же из запоя в запой, не знаю, как его до сих пор не выперли. Лучше попроси этого еврея своего… Ты все грозилась уйти к нему… Штейн или Штерн…

– Во-первых, Шлейфер, во-вторых, Миша окулист, а не ЛОР. И в-третьих, – Марина Олеговна бухнула на стол чистую ложку, – он в Израиле. Вышла бы за него, давно бы уже жила в Тель-Авиве как человек.

– Ой, да езжай, пока не поздно! – Пал Семеныч вытащил из холодильника бутыль кефира и жадно приложился к широкому горлышку.

– Сколько раз просила, неужели нельзя налить в стакан?!

Не то чтобы Алина любила родительские ссоры, но некоторые преимущества в них все же видела. И главный плюс заключался в том, что в такие моменты мама с папой были настолько увлечены фехтованием взаимными претензиями, что про дочь с ее вечными проблемами попросту забывали. Вот и сейчас Алина смогла скрыться из кухни незамеченной, пока ее не пристроили к какому-нибудь бывшему однокурснику на эндоскопию гайморовых пазух.

Белкина бы отлежалась немного в тишине, но работать было безопаснее. Убедившись, что родители продолжают самозабвенно орать друг на друга, она схватила мохнатый шарф, шапку и самый теплый пуховик и выскользнула из квартиры.

После работы со сложнейшими препаратами организация праздника казалась Алине делом пустяковым, с которым справится даже ребенок. Точнее не так: ребенок бы справился с этой задачей не только легко, но и с удовольствием. Военная тематика? Прекрасно. Тарелочки с танками, камуфляжные колпачки, делов-то. Торт? Тоже не проблема. Уж где-где, а в Москве кондитерских развелось столько, что плюнуть негде. Шарики? Извольте, все оттенки цветового спектра на ваш вкус. Игры она какие-нибудь придумает… Кегли там или… И за что эти организаторы дерут столько денег?

По намеченному плану Алина шла четко, не сворачивая, как советский солдат на Берлин. В какой-то момент ей удалось отключить в себе все человеческое, все аварийные сигналы, которые подавал организм, и дело стремительно пошло на лад. Если не считать пота, который проступал на коже крупными каплями, стекал на лицо и между лопаток, Алина умудрилась вычеркнуть все строки из списка, кроме одной последней: «Аниматор».

Это слово она обвела дважды и поставила восклицательный знак, потому что клиентка хотела Глеба, а Алина так и не нашла в себе сил признаться, что ее новый бывший босс болен острым нарциссизмом и нуждается в длительной реабилитации.

Она ведь шла пешком до дома Веригиной, она час мерзла, пока ждала Глеба, заработав в лучшем случае гайморит, в худшем – пневмонию. Черт, да она оставила его всего-то на полдня, а он умудрился за это время скатиться еще глубже в бездну самолюбования. Чего стоил один только его наряд! Он словно косил под гангстера из Чикаго. Это пальто, этот полосатый костюм… Недоставало еще золотого перстня, сигары и часов на цепочке. И дело было даже не в личной обиде, хотя обижаться на заносчивого засранца Алина имела полное право. Просто он и сам вдруг возомнил себя светским львом, жемчужиной местного бомонда. Может быть, конечно, Илона Ивановна мастерски промыла ему мозги, но факт оставался фактом: на детском празднике Глебу Рудакову появляться не стоило. Чем бы он развлек мальчишек? Разве что установил бы у них на глазах рекорд по максимально долгому лобызанию с зеркалом. И потом: Оксана ведь четко сказала, что день рождения должен быть в армейском стиле. А что об армии может знать богатенький недоросль, у которого купленный военный билет аж на лбу пропечатан? Он ведь даже оружия в руках не держал… Наверное…