Мотылек - Кэтрин Куксон

Прошло не меньше получаса, пока он встал и начал укладываться. Большая часть его белья вошла в корзинку, которая принадлежала еще его матери, остальное — в жестяной сундучок, который он купил подержанным в Джерроу перед отъездом сюда. Последними он упаковал книги. Всего у него было двадцать восемь штук, и он их связал веревкой.

Затем он вошел в мастерскую, где был занят работой Тим Ярроу, и увидел Роберта.

— Боже! Что с тобой приключилось?

Роберт ответил коротко:

— Он хотел ослепить меня или прикончить. Еще чуть-чуть, и все, но промахнулся.

— Боже всемогущий! За что?

— А, ты все равно скоро все узнаешь. Сейчас скажу тебе только одну вещь, Тим. Я к этому не имею никого отношения… Послушай, мне нужен мой инструмент. Где мой ящик? Он стоял здесь… — Роберт пошел в угол мастерской, и Тим Ярроу сказал:

— Мистер Брэдли переставил его на полку.

Собрав весь свой инструмент, Роберт попросил Тима Ярроу, молча наблюдавшего за ним:

— Ты не поможешь мне снести вещи по черной лестнице? Я положу их на ручную тележку… Я ее пришлю обратно.

— Куда ты пойдешь?

— В «Булл», временами они берут постояльцев. У них сзади сарай, он пустой… Билл Таггерт, наверное, позволит мне сложить там пожитки. Я за ними пришлю.

— Но, дружок, ты не состоянии дотянуть тележку до «Булла». Да и сама тележка такая тяжесть.

— Ничего, справлюсь.

— Я спрошу, он позволит помочь тебе.

— Нет-нет. Спасибо тебе, Тим. Не нужны мне его одолжения. Хватит и того, что я от него получил. Тебе не кажется? — Он показал на голову.

— Большая рана?

— Не знаю. Знаю, что заходит за ухо и почти задела глаз. Бог мой, он ведь мог оставить меня слепым. Он сумасшедший.

— Ну, я бы так не сказал. Но странностей, признаться, у него полно, и характер никуда. Чудно. — Тим покачал головой. — Знаешь, а ведь он чуть не убил твоего отца.

Роберт повернулся к нему с немым вопросом в глазах.

— Ну да. Они подрались во дворе, как два маньяка, и он толкнул его в яму для опилок и прикончил бы там, если бы не мы со стариком Роджером Твейтом. Все это из-за твоей матери. А посмотри на него в церкви — прямо ангел Гавриил, а говорит-то как сладко, что божий агнец.

— Он же фанатик.

— Верно, и вообще. Но одного у него не отнимешь, человек он честный. Если он не прав, он это признает. Один раз он извинялся передо мной. Ей-богу. Дело было о заказе на покраску фермерской повозки. Я говорил, что фермер Рид сказал нам одно, а он — что тот сказал совсем другое. А получилось, что прав был я, и он подошел ко мне и сказал, что просит прощения. Он очень странный человек.

— Точнее не скажешь. Ладно, поможешь мне спустить вещи?

Тим Ярроу взял самое тяжелое и сошел вниз. Они погрузили вещи на тележку — жестяный сундучок, корзинку, книги и ящик с инструментом. Посмотреть, что происходит, из дома не вышел никто.

Когда Роберт замешкался с тележкой у ворот, Тим Ярроу крикнул ему:

— Слушай, ты так не доберешься. Ты же едва ноги передвигаешь. Может, лучше заскочишь к одному из Мортонов? Гарольд обязательно дома, у него вечерняя смена.

Это была неплохая мысль, если бы, чтобы попасть к Мортонам, не нужно было бы проходить мимо дверей Паркинов. Стоит Нэнси увидеть его в таком виде, как она мгновенно догадается о причине. Он мог представить себе, как она закрутит головой и с ехидством в голосе скажет: «А я и не удивляюсь ни чуточки».

Он никогда не проходил мимо дверей Паркинов, если на то не было крайней необходимости, так как недавно Кэрри сообщила ему, что ходят слухи, будто он бросил Нэнси, на что он ответил со смехом: «А я ее и не подбирал». Кэрри при этом хихикнула. Но Кэрри теперь было не до смеха. Он очень сомневался, доведется ли ей вообще засмеяться, пока она живет в этом доме, где все буквально дышит расплатой за грехопадение.

До сих пор он полагал, что только католики носятся с их религией, обязательной для всех исповедью, причастием, празднованием Пасхи и тому подобным. Вечером в субботу они могут помирать. Но в воскресенье все как штык на мессе в церкви. Что держит их? Страх, подумал он. А как же тогда получается, что после мессы они снова набиваются в пабы и по всему Джерроу не найти местечка ни в одном трактире? Методисты мало чем отличаются от них, но в их пользу говорит то, что они за учебу, за просвещение. Но его дядя принадлежал к Англиканской церкви, а это самая терпимая из всех конфессий. Но экстремисты есть у всех. Взять хотя бы этих, с корабельных верфей. Он и сам не отличался набожностью… М-да, и вот чем все это кончилось.

Боже, как же ему худо.

От деревни до «Булла» не было и трех километров, и по дороге он встретил только гуртовщика с двумя-тремя десятками голов скота. Тот ничего не спросил, только остановился и внимательно посмотрел на него, потом опять двинулся своим путем, покрикивая на своих подопечных: «А ну, шевелитесь, шевелитесь!» Дети были в школе, а все остальные заняты своим делом.

Он часто останавливался передохнуть, пока дошел до «Булла», и все же, добравшись до дверей трактира и поставив тележку на булыжники, которыми был выложен подъезд к дому, он тяжело дышал и никак не мог разогнуться. В таком положении он и застыл, заглядывая через открытую дверь в бар, где миссис Таггерт выметала мокрые опилки с пола. Заметив его, она отбросила щетку и, выйдя на улицу, на миг замерла, сощурив глаза, и воскликнула:

— Никак это ты, Робби?

— Да, миссис Таггерт, это я.

— Боже ты мой! Что такое стряслось с тобой?

— А… Долгая история, можно войти?

— Конечно. Конечно. Боже мой! Только посмотри на свою голову, мальчик. Несчастный случай?

— Да, можно сказать и так.

Он не стал возражать, когда она взялась помочь ему войти в помещение бара. Потом она позвала:

— Билли! Билли!

— В чем дело? — Ее муж вылез из подвала, стараясь получше разглядеть, кто сидит на чужом месте на краю скамейки, и, вглядевшись, удивился: — Не может быть! Что с тобой? В тебя стреляли?

Он склонился над Робертом, и Роберт, силясь криво улыбнуться, ответил:

— Что-то в этом роде, только не порохом, а ножом.

— Ножом?

— Ага. Как ты думаешь, мне не повредила бы капелька чего-нибудь такого?

— Конечно, конечно. — Мери Таггерт побежала за стойку, а Билли, пристроившись на скамейке напротив, приблизив к нему лицо, поинтересовался: — Неприятности?

— Да, неприятности.

— С дядей?

— А с кем еще?

— Вот, выпей. — Миссис Таггерт подала ему хорошую порцию виски, он отпил большой глоток, закашлялся, расплескал виски и поперхнулся — он не пил виски и вообще спиртного. От резкого движения головой у него сместилась повязка, и миссис Таггерт воскликнула: — Ой! Ты только посмотри, какая рана! — Она разматывала полоски материи, которыми замотал себе голову Роберт, и все время причитала: — Боже мой, боже мой! Тебе просто повезло. Чуть глаз не выколол, а если бы прошил голову? Чем это? Кинжалом? Взгляни-ка, Билли. Как раз прошел над ухом. Да, придется зашивать это. Как это произошло?