Мотылек - Кэтрин Куксон

К стойке подошел высокий худощавый человек, встал рядом с ним и бросил бармену:

— Повторить, Билли.

— Повторить так повторить, — проговорил Таггерт.

Человек положил на стойку два пенса за полпинты, Таггерт взял их и, крутя между пальцами, пристально взглянул на клиента.

— Что-то ты сегодня невесел, Артур. Что стряслось на этот раз?

— А, все то же, Билли. Новенький уже распрощался.

— Не может быть! Ты хочешь сказать, это тот, который был вместо Джимми?

— Нет, после него у нас было двое. Этот сказал, что работа слишком тяжелая. С шести до шести и ни минуты больше, вот чего он хотел. Конечно… — Артур отхлебнул из кружки, поставил на стол и медленно произнес: — Сказать по чести, я их понимаю. Нас трое на всю работу для десятерых. Разве такое возможно? У меня все время уходит на овощи, некоторые теплицы разваливаются на глазах, представляешь? Как подумаешь об этом, сразу вспоминаешь, как у нас виноград был что твоя репа. А Грег, он как заводной с утра до ночи, а ведь лошади отнимают у него большую часть времени.

— Сколько их осталось?

— Три. Но скоро будет только две, Принц скоро не будет тянуть. Еще бы, ему уже под двадцать. Пора бы и на покой, но, боюсь, — он поджал губы, — продадут.

— Неужто так плохо?

— Не говори, и становится все хуже. Умерла хозяйка, и все пошло вверх дном. Никогда не знаешь, что еще произойдет.

— А как маленькая мисс?

— А, с ней все хорошо. — Человек мягко улыбнулся. — Все порхает, никак не могут ее отвадить от леса.

Маленькая мисс все порхает. Этот человек, наверное, из Форшо-Парк, а маленькая мисс — это та, которую тут называют Торманским Мотыльком. А ведь и в самом деле, она в тот вечер напоминала мотылька!

Роберт долго не мог прийти в себя после того случая, такую жуть пережил. После этого он много раз проходил теми местами, но ни разу не попытался перелезть через сломанную ограду. Но, по правде говоря, он нет-нет да и посматривал, не видно ли ее. В известном смысле она была очень красивой, но и очень странной. А ее сестра? Они были так непохожи. Одна — сама кротость, настоящий светлячок, другая — надменная, настоящая хозяйка поместья, или старшая дочь хозяев, кем она и была, насколько он знает. В общем-то, если учесть, что про них говорят, то пыжиться ей вроде бы и не от чего, похоже, они едва сводят концы с концами.

Его внимание опять привлек тот человек, который говорил:

— Он пьет как Лошадь, по крайней мере, когда сидит дома. Но бывает, отсутствует по нескольку дней кряду. Говорят, у него есть комнаты в Ньюкасле, и, — он понизил голос, — насколько я могу догадываться, он бывает там не один. Единственно, кого мне жаль, так это мисс Агнес. Она весь дом на себе тащит. Она просто вздохнет, когда выйдет замуж и уедет оттуда. Ho, что случится тогда, одному господу богу известно. Что они будут тогда делать с младшей, не знаю, представить себе не могу. Хотя мне известно, что хозяин хочет запрятать ее в сумасшедший дом. Я знаю, на кухне говорят, они бывают прямо на ножах, мисс Агнес и хозяин. Ну, подождем — увидим. — Он допил эль и проговорил: — Ну, ладно, я пошел, Билли. Пока.

— Пока, Артур, пока. Будь здоров.

Билли Таггерт обтер стойку вокруг кружки Роберта и заметил:

— Неприятное дело, скажу тебе.

— Он работает в Форшо-Парке?

— Точно, в Форшо-Парке. Если и есть место, про которое можно сказать, что оно летит в тартарары, то это Форшо-Парк. Когда-то у них были лучшие в наших местах кони. При деде нынешнего хозяина денег не считали. Но учти, он их зарабатывал, он был деловым человеком. У него были хорошие акции в двух или трех шахтах неподалеку, не считая канатной фабрики и свечного завода и еще других предприятий. О, он умел зарабатывать деньги, ничего не проплывало мимо его рук. Но вся беда в том, что он, то есть отец нынешнего хозяина, совсем избаловал сына. Тот покатился по наклонной, как только окончил школу и чуть ли уже не раньше, если верно то, что про него говорят. Его спасла женитьба. Но тут вылетел в трубу его отец. Ясно, все дело было в том, что никто ничем толком не управлял и не управляет, и я не удивлюсь, если через год-другой их тут и следа не останется. Скажу тебе одно: его тут очень не любят, и вряд ли услышишь о нем доброе слово. Это просто поразительно, — Билли покачал головой, — как великие мира сего превращаются в прах. А мне их не жалко. Им полезно почувствовать на собственной шкуре, как живут и не живут другие. Налить еще?

— Нет, спасибо, Билли, на сегодня хватит. — Наклонившись к Билли Таггерту, Роберт шепотом проговорил: — Не хочу, чтобы пахло изо рта, его тут же хватит удар.

Откинув голову, бармен расхохотался и сказал:

— Хотел бы я на это посмотреть, ей-богу, я хотел бы посмотреть, как наш святой Джо лишится языка. Ну ладно, пока.

— Пока.

Когда он выходил из трактира, уже начинало смеркаться, и он решил возвращаться домой окольным путем, чтобы не проходить мимо дверей Нэнси.

Он только взглянул на придорожный указатель направления на Тенфилд, когда за кустами, росшими вдоль дороги, услышал хихиканье. Он замедлил шаг. Ему показалось, что он узнал Кэрри, она точно так смеялась. Но он тут же сказал себе, что чуть не каждая вторая девочка смеется как Кэрри и, кто бы ни прятался за кустами, это, конечно, не Кэрри, хотя ей этого страшно хотелось бы.

Он не дошел метров ста до ворот, ведших к дому плотника, когда увидел, что навстречу ему кто-то бежит, и почти сразу, еще до того, как она с ним поравнялась, узнал тетю. Задыхаясь от бега, Алиса Брэдли срывающимся голосом спросила:

— Ты не видел Кэрри?

— Кэрри? Нет.

— Боже мой! О боже мой! — В полной растерянности она крутила головой во все стороны.

Он схватил ее за руку и спросил:

— Что случилось? В чем дело?

— Кэрри!.. Она ушла после ужина и с тех пор не появлялась. Ты же знаешь, она хотела пойти погулять с Глэдис, я ее отпустила, так, чтобы мистер Брэдли не знал, а оказалось, что Глэдис ушла к тете в Гейтсхед еще в субботу и на весь уикенд. Она мне соврала. Моя… моя Кэрри соврала! И мистер Брэдли вне себя. Ты ее не видел?

— Нет. Нет, тетушка.

— О боже мой! Боже мой! Он сходит с ума. Если она не вернется, он совсем потеряет голову. — Она попыталась справиться с волнением, заговорила спокойнее и, глядя ему в лицо, произнесла: — В ней вся его жизнь. Кроме нее для него на целом свете не существует никого. Никого.

В ее голосе послышались слезы:

— Он думает о вас, тетушка. Он вас очень любит.

— Нет-нет. Ты ничего не знаешь, Роберт. Не знаешь. Не знаешь. — Она замотала головой. — Для него она свет в окошке, и ей бы только смеяться и радоваться счастью!..

Ей бы только смеяться. Ему припомнилось хихиканье за живой изгородью, но он тут же прогнал эту мысль: нет, нет! И тут же засверлило: да. Конечно да! Она для этого созрела, разве так? И далеко не сегодня. Боже мой!