Девочка, которую нельзя. Книга 2 - Стася Андриевская

достаточно, чтобы вы поняли серьёзность происходящего?

Я молчала. Из всего вышесказанного мне было ясно лишь то, что на этот раз я влипла по полной, а всё что было до этого — детский лепет.

— Вы говорите долго искали меня, брали в оборот. Зачем я вам?

Теперь уже помолчал он. Подвигал подбородком, подбирая слова.

— Ну… Честно сказать — в качестве живца. Но не потехи ради, а во имя спасения сотен других жизней. И это хороший план. Очень трудоёмкий, но перспективный. У Гордеева вообще все планы отличаются дерзостью и заточенностью под его личное участие. Однако теперь у нас появились основания полагать, что он с самого начала собирался использовать вас в личных целях. А вместе с вами и нас. Что в обоих случаях недопустимо.

— Получается, что для вас я — живец, что для него. Ну и какой мне смысл сотрудничать с вами?

— Смысл в том, что наш принцип работы — максимальная безопасность фигурантов, а Гордеева — результат любой ценой. «Если бо́льшее покрывает меньшее, то меньшего не существует» — вот его мантра, Зореслава Олеговна. Вы для него — меньшее. Поэтому вам стоит держаться нас. В любом случае. Даже если Гордеев окажется чист.

Я зажала вспотевшие ладони между коленями. Руки дрожали, и по-прежнему мешая дышать, стоял ком в горле. Как можно поверить во всё это? Нет, Гордеев не мог. Просто не мог!

— Согласно отчётам, вы любите сырники, — стальной Дед Мороз кивнул молодчику у входа, тот выглянул из кабинета во внешний зал, и уже через пару минут официант поставил передо мной тарелку с золотистой горкой пухлых сырничков с джемом и шариком томно тающего мороженного. И не какого-нибудь, а моего любимого крем-брюле. Да и джем был именно вишнёвый. Очень показательно. Браво.

— И что же ещё вы обо мне знаете? — сдавленно усмехнулась я.

Не то, чтобы я сомневалась, что Игнат действительно изучал меня и посылал отчёты начальству, но ужасно захотелось вдруг, чтобы и этот чертов вишнёвый джем, и крем-брюле оказались простым совпадением. Ну мало ли? Может, в ресторане просто не оказалось ничего другого…

— Ну-у-у… — на мгновение задумался генерал-майор, — из особо примечательного, это, пожалуй, наличие родинок в количестве пяти штук в форме неправильного треугольника под соском вашей правой груди. — Поднявшись, нацепил тёмные очки. — Приятного аппетита, Зореслава Олеговна. После обеда вас отвезут за четыреста километров отсюда, в локацию Гордеева. Там вам нужно будет отыграть случайную встречу с ним, ну и дальше по плану. В пути вас ещё проконсультирует наш специалист.

Он ушёл, а я всё сидела. У двери всё так же стоял молодчик, с той лишь разницей, что при начальстве он смотрел в одну точку перед собой, а сейчас поглядывал то на меня, то на часы. Наконец не выдержал:

— Ты будешь есть или нет? Ехать пора.

Я машинально взялась за вилку, ковырнула сырник. Состояние было странное — я верила тому, что услышала, чего уж там. Это до боли сходилось и с образом Гордеева, и с моими смутными ощущениями зачем же он втянул меня во всё это… Но в тоже время я не верила самому Морозу. Его гарантии безопасности — словно дым над водой: красиво вьются, но быстро тают, стоит лишь ветру сменить направление. А он может смениться в любое мгновенье. И никто там за меня впрягаться не будет. Я для всех для них — всего лишь «меньшее»

Потёрла липкие ладошки об колени, несмело подняла взгляд на молодчика:

— Можно мне руки помыть?

Он недовольно глянул на часы:

— Только быстро! Серьёзно, всё по минутам расписано. Гнать потом придётся.

Оконце в туалете было маленькое, но зато открывалось настежь. И в принципе, сбежать мне не составило вообще никакого труда — что значит, эффект неожиданности.

Минут через десять безостановочного бега, я, взмыленная и лохматая, выскочила к небольшому вещевому рынку и в первом же ряду у китайцев купила сносный сарафанчик и кепку. Переодевшись, избавилась от старых шмоток и, смешавшись с толпой, двинула в сторону остановки общественного транспорта. На перекладных добралась до южной окраины города и, поймав в попутку старенькую «Ниву» с четой пожилых калмыков, отправилась с ними куда-то в Астраханские степи.

Ну что ж, пусть попробуют найдут ещё, раз они такие крутые! Только на этот раз я точно не собиралась ни светить паспорт, ни включать телефон, ни ошиваться по крупным городам и гостиницам — словом, ничего такого, что могло бы меня засветить. Я даже договорилась с этой самой четой фермеров, что до окончания сезона поживу у них на базе, собирая с другими батраками болгарский перец и помидоры. Ни документов для этого не надо, ни затрат на жильё. Наоборот — ещё и платят по тысяче в день. И почему я сразу об этом не подумала?

Прибыли ближе к вечеру, как раз к ужину из перловки с курятиной. Потом мне показали моё койко-место в кирпичном ангаре и выдали подушку. Напрягало присутствие работников-мужчин невнятной наружности в дальней части ангара, но успокаивало наличие женщин поблизости. И всё же, несмотря на усталость, заснуть не получалось.

Вышла на улицу. Ночь была тихая и ясная. Навалившись грудью на бревенчатый забор, я с задранной головой тонула в млечном пути и одно за другим загадывала желания на падающие звёзды. Они вспыхивали так часто, что можно было бы нажелать чего угодно, но мои мечты ограничивались насущной примитивностью: чтобы меня никогда не нашли; чтобы получилось устроиться на новом месте; чтобы обо мне скоро забыли; чтобы всё это поскорее закончилось…

— Я всё детство напролёт загадывал найти хоть кого-то из родни, — раздался за спиной голос.

Я вздрогнула и резко обернулась.

— Полжизни прошло, — глядя в небо, вздохнул Гордеев, — а так ни хрена и не сбылось. Да оно, пожалуй, и к лучшему уже.

Перевёл взгляд на меня. Сердце замерло. Глупое сердце, предательское — оно не испугалось, но обрадовалось. А Гордеев неторопливо упёр кулаки в бревно по бокам от меня, навис, заставляя прогибаться назад.

Не фантом и не глюк — настоящий большой и бритый гад, от которого мурашки по коже. И вместо спасительного, единственно верного «бей или беги» у меня безвольно опускаются руки и слабеют колени. Какой уж тут бежать — не рухнуть бы!

Я гнусь назад — он вперёд, за мной. Пока не упёрся лбом в лоб и не застыл так, вжимая меня собою в забор. Дыхание частое, одно на двоих. Волоски на руках дыбом, по крови — жар. Мгновение — тягучее,