Новые размышления о менеджменте - Ицхак Калдерон Адизес

В стареющей компании, особенно в бюрократической, происходит нечто противоположное. Никто никого не оскорбляет. Общение формальное. И способно ввести в заблуждение.

Чтобы произвести впечатление на собеседника, используются настолько заумные слова, что без словаря понять их смысл невозможно. Бюрократы часто по несколько раз повторяют сказанное, но это не делает их речь более вразумительной. Наоборот, выходит еще туманнее. Они ходят по кругу, и каждое новое предложение противоречит предыдущему. Они не дают прямых ответов, как это было на этапе Давай-давай, но как будто бы на что-то намекают.

Частое употребление напыщенных фраз – это норма. Повторяются лозунги о славе, масштабе, преданности делу. Эти фразы отражают общую культуру напыщенности. Посмотрите на московские здания, построенные в сталинскую эпоху. Это невозможно описать – это надо видеть. Они огромны, они подавляют. Но не только советская архитектура отражает определенную культуру. Шаблоны общения тоже это делают. На первом месте в них – форма, функциональность отступает на задний план.

Бюрократическая организация переживает дезинтеграцию. Левая рука не знает, что делает правая. Это тоже отражается в стиле общения. Просто невозможно понять, что пытается сказать собеседник. Как будто он берет разные предложения и соединяет их случайным образом. Я записал текст одного заседания и поменял фразы местами. Невозможно было определить, какая часть откуда. Весь текст не имел никакого смысла.

Бывает, люди на заседаниях стараются подавить собеседника. В компании на этапе Давай-давай разговор может начаться с фразы: «У меня в печенках сидит эта тема. Мы ее столько раз уже обсуждали. Это ни к чему не ведет. Мы тратим время…» Или: «Это не важно. Зачем тратить на это время?» и т. д. Такими фразами сознательно стараются подавить собеседника, сменить тему, заставить его подчиниться чужому мнению.

В стареющей компании вы такого никогда не услышите. Здесь давление происходит очень деликатно. Они вежливо держат вас за горло.

Вот, например, как это происходит в России. При коммунизме всех называли «товарищами». Сейчас этого нет. Русские обращаются друг к другу «коллега», но тем же тоном, каким раньше произносили слово «товарищ». Давление выглядит так: «Позвольте возразить моему ученому коллеге» или «Коллеги, давайте свернем эту тему».

Культура под влиянием этапа жизненного цикла отражается не только в стратегии компании, ее финансовых результатах и процедурах, но и в архитектуре офиса, использовании пространства, выборе мебели, стиле одежды и шаблонах общения.

Культура отражается на всех аспектах деятельности организации.

[59]

Работая с русским клиентом, я пережил ситуацию, похожую на ту, что сложилась в ходе подготовки проекта для министра здравоохранения Ганы сорок лет назад. В России я занимался разработкой для клиента структуры региональной организации с филиалами в семнадцати регионах страны.

Когда я предлагал структуру для региона А, клиент возражал, что эта структура не подойдет для региона Б. Когда рассматривали структуру для региона Б, он начинал переживать, что она противопоказана региону А. Тут меня озарило: клиент пытался найти такую структуру, которая подойдет всем регионам сразу. О, наследие Советского Союза, где во всем искали единообразие.

Где источник такого уклона в организационной культуре?

И тут я вспомнил, что пережил нечто похожее в Гане сорок лет назад. Британские империалисты когда-то разработали единообразную структуру общественных услуг для всех своих колоний – для удобства контроля. В колониальную эпоху, когда обучали чиновника для работы в колониях, не важно было, куда его пошлют – все британские миссии и колониальные общественные организации были устроены одинаково.

В Советском Союзе, очевидно, применяли аналогичную практику – однообразие – как инструмент максимального контроля из Кремля.

Разрабатывая структуры филиалов для русского клиента, я пытался убедить его, что каждая территория может быть организована оптимальным для нее образом. Расстояния разные, есть коммуникационные сложности. Во многих российских городах нет прямого авиасообщения с Москвой. Приходится лететь с пересадкой. (А Москва – это центр России во многих смыслах слова.)

Вице-президент по филиалам испытывал крайнюю обеспокоенность в связи с использованием разных структур, поэтому я спросил себя: почему на Западе, в условиях рыночной экономики, мы чувствуем себя комфортно в условиях многообразия?

Я думаю, что в капиталистическом обществе результат важнее контроля. Измеряя итоги работы филиала, мы готовы мириться с его желанием отличаться от других, если это ведет к лучшим результатам. И нам не важно, как он этого добивается (конечно, в рамках закона и морали).

В тоталитарных системах главное не результат, а контроль. Он превыше всего. Поэтому результативность страдает. Неудивительно, что российская экономика, как и во всех коммунистических странах, характеризуется низкой производительностью.

То же самое верно в отношении колониальной Британии. Производительность колоний была не так важна, как контроль из Лондона. Когда колонии обрели независимость, в них сохранились структуры, разработанные для контроля, и это снизило способность повышать производительность. Я часто объясняю, что недостатки колониализма не в том, что они забрали с собой, а в том, что после себя оставили: в культуре максимального контроля за счет снижения производительности.

Это очень обширная тема. Речь идет о конфликте между результативностью и эффективностью, то есть между многообразием и подконтрольностью. Эффективность может повысить доходность, если не снижает результативность до уровня ниже оптимального.

Повышая эффективность, нужно следить за результативностью. По достижении определенного уровня (его можно посчитать при помощи предельного анализа) повышение эффективности снижает общую доходность из-за потери результативности.

[60]

Главная проблема Греции – не долги. У других стран задолженность в процентах от ВНП[61] даже больше. Но у них нет кризиса. Тогда в чем проблема Греции? В неспособности выплатить эту задолженность, погасить свои финансовые обязательства. Другими словами, долговой кризис – это проявление проблемы. Чтобы решить, что делать, нужно разобраться с источником проблемы.

Я считаю, источников несколько.

Прежде всего, в Греции огромный дорогостоящий правительственный аппарат, где множеству чиновников выплачиваются крупные компенсации. Это одно администрирование (A) без производства результатов (P). Между тем промышленный сектор, например судостроение, либо освобожден от налогов, либо успешно от них уклоняется. В результате правительство тратит больше, чем собирает в казну.