Одержимый - Шарлотта Физерстоун

– Мама беспокоится только о себе, любимой. Сомневаюсь, что она удостоила бы своим вниманием нечто столь же прозаическое, как месячные.

– Верно, – согласилась Энн. – И все же, мне кажется, тебе хотелось бы знать о том, какие разговоры ведутся за твоей спиной. А еще я, в свою очередь, хочу убедиться, что ты идешь на поправку. Кровотечение остановилось, не так ли?

В тоне Энн слышалась тревога, в ее глазах отчетливо читалось искреннее беспокойство.

– Остановилось.

– Отец сказал, что в твоем недуге нет ничего особенного, ничего, что не мог бы вылечить хороший отдых. Он всегда принимает твою сторону, ты ведь знаешь.

– Ты права, отец действительно привязан ко мне. И хвала небесам за это, потому что если бы мама питала ко мне такие же теплые чувства, я бы оказалась под наблюдением доктора Терстона! Только представь: каждый день мне делали бы кровопускание, а еще я была бы прикована к постели со своими пресловутыми женскими органами, пока он исхитрялся бы найти способ помешать этим органам превращать меня в истеричку!

– Да, – со смехом согласилась Энн. – Папа обожает тебя, а ты, как мне прекрасно известно, обожаешь его. Каждого из тех, кто встречается на пути, ты сравниваешь с ним, считаешь его примером для остальных, не так ли? Папа – та вершина, к которой изо всех сил должны стремиться твои поклонники.

Анаис почувствовала, как залилась краской. Сестра говорила истинную правду, независимо от того, как глупо звучало это ее замечание. Отец был хорошим, добрым, честным человеком. Разве казалось таким уж неправильным для Анаис мечтать, чтобы мужчина, которого она выбрала бы для брака и которому вручила бы свою жизнь, относился к тому же типажу, что и ее отец?

– Но есть еще и мама! – со стоном напомнила Энн. – Она вечно заставляет меня беспокоиться о своей внешности. Она интересуется мной только тогда, когда я выгляжу мило и одета в одно из этих вычурных платьев с бесконечными слоями оборочек и бантиков. Она никогда не станет утруждать себя чтением моих стихов, и, кроме того, мне кажется, что она не слушает меня, когда я пою – если, конечно, я не окружена потенциальными ухажерами. В этом случае мама не упускает возможности сообщить всем и каждому – совершен но не смущаясь, я тебе скажу! – какая чудесная жена из меня выйдет. Клянусь, голову мамы никогда не посещает ни одна серьезная, по-настоящему важная мысль. Она никогда не думает ни о чем, кроме моды и своих туалетов. И как отец мог жениться на такой пустышке?

– Любовь слепа, полагаю, – ответила Анаис, вспомнив о том, как сама была буквально ослеплена любовью. Эта безграничная любовь помешала ей разглядеть, каким на самом деле был Линдсей. Наивность не дала ей осознать, что Ребекка на самом деле не была ее самой близкой подругой. Анаис была просто слепой, слишком многого в прошлом году она просто не замечала!

– Анаис, – промолвила Энн, и ее тон вдруг снова стал унылым и тревожным. – Мне бы хотелось знать, что произошло между тобой и Линдсеем. Вы оба так внезапно уехали из Бьюдли. До этого я ни слова не слышала о том, что ты собиралась отправиться во Францию с тетей Милли и ее компаньонкой Джейн. И тут вдруг ты уехала. Потом к нам нагрянул Линдсей, и я слышала, как он оглушительно вопил в кабинете папы, требуя сказать, где ты находишься. Он был убит горем, словно рассудок потерял! Он не стеснялся в выражениях, слова подбирал, мягко говоря, странные.

– Возможно, ты просто неверно их истолковала.

Младшая сестра нахмурилась:

– Нет, я все поняла правильно. И не притворяйся, будто считаешь, что в этом внезапном исчезновении Линдсея нет ничего необычного. Ни за что не поверю, что он просто… пуф! – Энн сложила губы, издав пыхтящий звук, и взмахнула рукой так, словно держала в пальцах волшебную палочку, – и он просто растворился в воздухе, никому не сказав ни слова. Даже мать Линдсея, леди Уэзерби, не знает точно, где он. Линдсей скрылся в неизвестном направлении больше десяти месяцев назад, Анаис, и с тех пор от него нет вестей. Разве тебя это не волнует?

– Я устала, Энн.

Анаис действительно чувствовала себя слабой и утомленной, но больше всего ей не хотелось говорить о Линдсее и о том, что произошло между ними в ту ночь на маскараде. Она не рассказала об этом никому, даже отцу, и уж совершенно точно никогда не доверила бы свои переживания матери. Но Анаис пришлось поведать некоторые детали тете Милли. Компаньонка тети Милли, Джейн, знала немного больше, чем сама тетя, но Анаис исказила правду, не в силах поведать абсолютно все. Единственным человеком, знавшим истину, был Гарретт, и он вел себя благородно, оказывая Анаис исключительную поддержку, – не говоря уже о том, что надежно держал язык за зубами.

– Я сильно разочаровалась в лорде Реберне, – сказала Энн, поглаживая руку Анаис кончиками пальцев. – Мне казалось, что он наверняка сделает тебе предложение. Как же я ошибалась!

– Все в порядке, дорогая, – ответила Анаис, пытаясь через силу улыбнуться, чтобы не беспокоить сестру. – Этому не суждено было сбыться.

– Но ты любила его, Анаис.

– Сказать по правде, этот союз не был крепким.

Сестра стрельнула в нее недоверчивым взглядом.

– А союз с лордом Броутоном, значит, был бы более крепким?

– Энн, – предостерегающе заметила Анаис. – Я не собираюсь беседовать с тобой о подобных вещах.

– Но мне уже пятнадцать, – возмущенно завопила та, – и сын сквайра Уилтона поцеловал меня под майским деревом! Я – женщина, Анаис. И знаю о таких вещах, как любовь и брак.

– В самом деле? Тогда ты намного образованнее меня, потому что я не понимаю ни того ни другого. Ну а теперь тебе пора собираться в церковь. Мне кажется, я слышу, как мама тебя зовет.

– Так что же насчет лорда Броутона, Анаис, ты собираешься выйти за него замуж?

– Гарретт – только друг, Энн. Очень близкий друг.

– Совсем как Линдсей, который тоже был твоим очень близким другом?

Анаис посмотрела в окно, за которым царила темная ночь, и ровной густой пеленой валил снег.

– Линдсей был близким другом. Но это в прошлом.

– Мне очень жаль, что Линдсей удрал, вместо того чтобы сделать тебе предложение. Мне бы хотелось иметь такого зятя. Он гораздо веселее лорда Броутона.

– Лорд Броутон – очень добрый человек. Очень преданный, очень великодушный и всепрощающий.

– И что же лорд Броутон простил тебе? – осведомилась Энн, мгновенно ухватываясь за маленькую обмолвку сестры.

– То, что я не вышла за него замуж, несмотря на… – Анаис отвела взгляд и смахнула предательскую слезинку, невольно выкатившуюся из глаза. Расстроенная, бедняжка так и не закончила свою мысль. Она не сделала этого, хотя сейчас ей отчаянно требовалось поделиться с кем-нибудь самым сокровенным. Анаис чувствовала себя такой одинокой, такой пустой внутри… Но с другой стороны, это она сама сделала подобный выбор, и с его последствиями должна была справляться в одиночку.