Детство Иисуса - Джозеф Максвелл Кутзее

– Она кусается.

– Может.

– И где именно ты живешь? – спрашивает Элена. – Ты отказался от своей хорошей квартиры.

– Я тебе говорил – я нашел комнату возле порта.

– Да, но где именно? В общежитии?

– Нет. Не имеет значения, где она и какая. Для моих нужд достаточно.

– Там есть на чем готовить?

– Мне не нужно готовить. Я бы не стал готовить, даже если б было на чем.

– Значит, живешь на хлебе и воде. Я думала, тебя мутит от хлеба и воды.

– Хлеб – пища насущная. У кого есть хлеб, тот ни в чем не нуждается. Элена, пожалуйста, прекрати меня допрашивать. Я вполне способен о себе позаботиться.

– Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Люди из центра прибытия не могут выделить тебе новую квартиру?

– Центр знает лишь то, что я счастливо обитаю в своей старой квартире. Вторую они мне не пожалуют.

– А Инес – ты же говорил, у нее есть комнаты в «Ла Резиденсии»? Почему они с ребенком не могут жить там?

– Потому что в «Ла Резиденсию» нельзя с детьми. «Ла Резиденсия» – своего рода курорт, насколько я могу судить.

– Я знаю «Ла Резиденсию». Я там была. Ты в курсе, что она привезла с собой собаку? Одно дело – держать маленькую собачку в квартире, но это же здоровый волкодав. Это негигиенично.

– Это не волкодав, а немецкая овчарка. Признаюсь, мне самому с ней нервно. Я предупредил Давида, чтоб был осторожней. И Фиделя тоже предупредил.

– Я, разумеется, не позволю Фиделю даже приближаться к ней. Ты уверен, что все правильно сделал, отдав ребенка такой женщине?

– Женщине с собакой?

– Бездетной женщине за тридцать. Женщине, которая все время занимается спортом с мужчинами. Женщине, которая держит собак.

– Инес играет в теннис. Множество женщин играют в теннис. Это удовольствие. Оно держит в форме. И у нее всего одна собака.

– Она рассказывала тебе о своем происхождении, о своем прошлом?

– Нет. Я не спрашивал.

– Так вот, мое мнение таково: ты не в своем уме – отдал ребенка чужому человеку, у которого, может, сомнительное прошлое, откуда тебе знать?

– Это чепуха, Элена. У Инес нет прошлого – такого, что имело бы значение. Ни у кого из нас нет прошлого. Мы все здесь начинаем заново. С чистого листа, с девственной страницы. И Инес – не чужой человек. Я признал ее, как только увидел, а это означает, что у меня есть какое-то предварительное знание о ней.

– Ты прибываешь сюда без воспоминаний, с чистого листа, но при этом заявляешь, что опознаешь лица из прошлого. Бессмыслица.

– Верно, воспоминаний у меня нет. Но образы все еще живы, тени образов. Как это – я не могу объяснить. Живо и кое-что глубже, я называю это памятью о памяти. Я знаю Инес не из прошлого, а откуда-то еще. Словно ее образ запечатлен где-то во мне. Я в ней не сомневаюсь, не имею задних мыслей. И во всяком случае у меня нет сомнений, что она – истинная мать мальчика.

– Какие же сомнения у тебя есть?

– Я надеюсь, что она будет ему хороша.

Оглядываясь на тот день – день, когда Элена прислала сына в порт позвать его, – он понимает: вот миг, когда они, кого он представлял себе двумя кораблями в почти безветренном океане, чуть дрейфуя, быть может, но все же дрейфуя более-менее навстречу друг другу, начали дрейф врозь. Многое в Элене ему все еще нравится, не в последнюю очередь – ее готовность выслушивать его жалобы. Но крепнет чувство, что между ними должно быть что-то такое, чего там нет; и если Элена этого чувства не разделяет, если верит, что все на месте, она не может быть тем, чего ему не хватает в жизни.

Сидя на скамейке у Восточных кварталов, он пишет записку Инес.

Я сдружился с женщиной, которая живет через двор, в Корпусе «С». Ее зовут Элена. У нее есть сын по имени Фидель, он стал Давиду лучшим другом и благотворно на него влияет. Для мальца у Фиделя доброе сердце, сами увидите.

Давид берет у Элены уроки музыки. Уговорите его вам спеть. Он чудесно поет. У меня есть чувство, что ему надо продолжать заниматься, но, разумеется, решать вам.

А еще Давид ладит с моим старшим на работе, Альваро, он тоже хороший друг. Когда есть хорошие друзья, сам делаешься лучше, как мне кажется. Следовать путями блага – не того ли мы оба желаем Давиду?

Если я как-то могу помочь вам [в заключение пишет он] – только намекните. Я почти весь день в порту, на Втором причале. Фидель отнесет записку, Давид тоже дорогу знает.

Он кладет записку в почтовый ящик Инес. Ответа не ждет, и его не следует. У него нет отчетливого понимания, что Инес за женщина. Она из тех, что готовы принять благонамеренный совет, к примеру, или же из тех, кто раздражается, когда чужие люди говорят ей, как жить, и выкидывают их сообщения в мусорку? Проверяет ли она вообще почтовый ящик?

В подвале Корпуса «F» Восточной деревни, в том же Корпусе, где располагается общественный спортзал, есть пекарня, которую он про себя именует Комиссариатом. Двери ее открыты утром по будням, с девяти до полудня. Помимо хлеба и другого печеного там продают простые продукты вроде сахара, соли, муки и масла для жарки – по уморительно низким ценам.

Он покупает в Комиссариате упаковку супа в банках и относит его в свое укрытие в порту. Вечерняя трапеза, когда он один, – хлеб и фасолевый суп, холодный. Он привыкает к однообразию.

Поскольку большинство жильцов Кварталов ходит в Комиссариат, он предполагает, что его будет навещать и Инес. Он заигрывает с мыслью поболтаться рядом как-нибудь утром в надежде увидеть ее и мальчика, но оставляет эту затею. Слишком унизительно будет, если она наткнется на него среди полок, а он там шпионит за ней.

Он не хочет превращаться в призрак, не способный оставить в покое своих преследуемых. Он готов принять, что Инес лучше всего удастся укрепить доверие между собой и мальчиком, если он на время предоставит их друг другу. Но его донимает страх, от которого он не в силах отмахнуться: ребенку может быть одиноко и несчастно, вдруг он тоскует по нему? Он не может забыть их последнюю встречу и глаза ребенка, полные немой растерянности. Он хочет увидеть мальчика таким, каким он был раньше, – в кепке и черных ботинках.

Время от времени он поддается соблазну и слоняется на задах Кварталов. В одно такое посещение он замечает Инес, она снимает белье с веревки. Он не уверен, но она кажется ему усталой – усталой и, вероятно, грустной. А ну как у нее все скверно?

Он узнает одежду мальчика на веревке, включая блузку с передом в рюшах.

В другой – и, как оказывается, в последний – тайный визит он видит, как семейное трио – Инес, ребенок и собака – выходит из Кварталов и направляется по траве к парковой зоне. Его изумляет, что мальчик, облаченный в свое серое пальтишко, не идет сам, а его везут в коляске. Зачем пятилетнего ребенка возить? И как он вообще такое позволяет?