Жиголо - Сергей Валяев

— Ну хорошо, — согласилась Александра Федоровна. — Мечтаешь наломать дров, сержант, так и быть, но под присмотром старших товарищей, — и погрозила пальцем.

— Есть, товарищ капитан!

Наша вишневая «девятка» тормозит у чугунного забора, за которым возвышается массивное здание учреждения, выкрашенного в цвет грязноватой осени. Люди в форме снуют по закрытой территории с такими озабоченными лицами, будто фронт борьбы с правонарушениями приближается к столице, как селевые потоки к горным селениям Северного Кавказа.

— Дима, ты все понял, — говорит Александра Федоровна на прощание. Будь умницей, пожалуйста.

Когда женщины меня так убедительно просят, я стараюсь выполнять любые их капризы. Прихоть капитана милиции в следующем: убыть из своей городской квартиры, запомнить номер домашнего её телефона и, если в том будет нужда, проявляться в любое время суток; встретиться с Королевым и уточнить план общих действия, не торопить события, быть осмотрительным и помнить, что умереть просто, а вот выжить в условиях кучной стрельбы…

— Вы как мама, — открыв дверцу машины, поясняю, что в детстве, когда первый раз уезжал в пионерский лагерь мать просила: кушать все, что дают, не бегать, не заплывать…

— Дитятко, — смеется Александра Федоровна и наносит кулачком деликатный удар по моему левому плечу. — Я тебе дам, «как мама»!

— Ну я в положительном смысле, — считаю нужным оправдаться.

— Иди уж, жиголенок, — непринужденна и весела. — И помни: лагеря, и не пионерские, ждут тебя.

Я премного благодарен за столь оптимистические пожелания удачи, и на этом мы расстаемся: автомобиль цвета лета катит на служебную стоянку. Ненамеренно смотрю вслед: а если это любовь, усмехаюсь и начинаю уходить прочь; кажется, мы друг другу понравились, Александра Федоровна и Дмитрий Федорович? Жаль только, что повод для нашей встречи… А что делать? Не мы выбираем судьбу, повторю, она выбирает нас. Надеюсь, будет к нам благожелательна, как барышня к кавалеру на танцах в приморском парке, и сделает все, чтобы наша встреча вновь случилась.

Я иду по родному городу — он шумен, энергичен, суетлив, протравлен выхлопными газами и вместе с тем беззаботен, радушен, прекрасен и вечен. На его летних улицах много девушек, они молоды и красивы, но у них нет тайны любви, многие из них живут по законам рынка порока. И тем не менее, когда наши взгляды встречаются, я улыбаюсь им — я улыбаюсь тем, кто улыбается мне.

Я иду и чувствую: тень любви, как нетленная птица Феникс, парит за моим левым плечом.

Время — перед ним бессильны и вечные города, и великие империи, и люди. Надо спешить, сержант, говорю себе, если мечтаешь ещё встречать новые перламутровые рассветы с теми или иными барышнями-крестьянками. Ты обязан первым обнаружить тех, кто подлежит безусловному уничтожению, в противном случае…

Прежде всего надо обезопасить тылы, то есть уберечь семейство от излишних волнений. Впрочем, уверен, мать и отчим Ван Ваныч мало кого интересует, что можно взять от спивающихся милых ханурей, (простите, родные!), а вот молоденькая жизнь сестренки Катеньки имеет определенную цену. И поэтому тороплюсь в дом отчий, чтобы снарядить младшенькую на дачу. Почему бы урбанистке не перевести дух на природе лапотного края? И с этой благородной целью появляюсь у подъезда, мне хорошо знакомого облезлой лавочкой, сидя на которой мы с Веничкой Маминым драли под гитары горло, тянули кисловатое винцо и обнимали подружек. И что же вижу? Наша Катенька сидит на рейках и млеет в обществе трех прыщеватых юнцов. Понятно, что я нервничаю по причинам криминальным и разрушаю приятное времяпрепровождение будущего России.

— Не поеду я, — скулит сестренка, плетясь в квартиру. — А ты останешься, да?

— Катька, ты о чем? — ключом открываю дверь.

— Все о том, — вредничает и ужимками своего легкомысленного тельца показывает, что знает, какой мыслит пристроить кавардак её брат в обществе падших женщин. — Кстати, уже была борделя, — и указывает на хаос, царящий в комнатах после ОБСДОНа.

— Катюха, — вздыхаю и тяну руку к портмоне. — Давай договоримся по-хорошему.

Такая вот педагогическая поэма. А что делать, если мы живем в обществе, где мечта каждого его члена сыскать под кустиком не только печальный труп предпринимателя, но и чемоданчик с 1 000 000 $.

Я выдаю сестренке импортную кредитку в 100 у.е., после чего она готова двинуть на перекладных хоть на край земли, позабыв о домашнем сумбуре. А можно я со Степкой, вспоминает о школьном дружке, махну в Луговую на мотоцикле? Стеснительный акселерат с огромными полусферами шлемов в руках счастливо снимает проблему сопровождения младшенькой в сельскую местность. На старенькой трескучей «Яве» они удаляются в сторону колдовской сторонки, а я остаюсь в васильковом облаке СО и таком же по цвету дне.

Теперь можно и развернуть боевые действия, сержант. Образ врага без резких контуров, что не беда для того, кто изучал анатомию человека в разрезе. Люди самые уязвимые божьи твари. Они хлипки телом и, главное, духом. Они боятся боли. Страх боли уничтожает волю. В умелых руках костоправа даже изувер с отрадой вскроет грудную клетку, где упрятана его душа, черная от копоти.

На скорую руку убрав квартиру, поднимаю половицу в коридорчике. Под ней находится тайник, где хранится записная книжка Верочки, дартс («плевательная» трубка с десятком стрел) и армейский нож, удобный для сердечного разговора. Зеркальная сталь отражает искаженный мир и меня в нем. Хорошо, что мы не знаем своего будущего — есть шанс на бессмертие.

Пролистываю странички, исписанные детским каллиграфическим почерком. По номеру телефона без труда можно установить местожительство интересующего лица, то есть загаженный подъезд, подходящий для его, лица, стремительного устранения от жизненных проблем.

Впрочем, меня интересует (в первую очередь) причина ликвидации журналистки и моего товарища. Хотя понятно, Мамин пал жертвой обстоятельств, а вот за что расплатилась Стешко? Почему меня это так интересует? Прирожденное любопытство? Или я нуждаюсь в постоянной инъекции адреналина: тренированный организм требует пограничных ситуаций? Нет ответа на эти вопросы. Да и зачем тебе, сержант, эта партикулярная рвотная рефлексия? Ты обучен к действиям на войне, и ты должен действовать как на войне.

Проверяю дверь и замок — жаль, что нет противопехотной мины: установил и никаких проблем. На антресолях обнаруживаю металлический короб Ван Ваныча, там инструменты и прочий хозяйственный скарб, оприходованный с АЗЛК. Если враг решит покуситься на наши священные границы, то его можно встретить во всеоружии. Используя навыки диверсионной выучки и подручные средства, примащиваю в коридорчике ловушку для дураков. Ее основной принцип: нанести максимальный урон физической силы противника. Стальная проволочка, натянутая у двери на уровне его горла способна остановить несанкционированное вторжение. Если, допустим, враг мал росточком и продолжает движение, то, ступив на секретку, запускает механизмы возмездия: бруски с гвоздями, действующие по принципу примитивных граблей, впиваются в область коленных чашечек со свирепостью ротвейлеров, к тому же на голову маломерка сверху сваливаются гантели, укрепляющие здоровье. И так далее.