Капкан на честного лоха - Андрей Троицкий

Он хотел оттолкнуться раненой ногой, но вместо этого пропахал носом землю. Он лежал на откосе, в липкой грязи, и слушал громовые удары собственного сердца. Он чувствовал, как пропитывается горячей кровью правая брючина, как кровь наполняет ботинок.

Тут Лудник подумал, что ещё не поздно пустить пулю себе в рот. Это лучше, куда лучше, чем снова попасть на зону, где он все равно умрет, только медленно, мучительно, болезненно. Лучше уж самому…

Если повезет, он подохнет не один, прихватит с собой на тот свет хотя бы одного мента. А то и двух. Выстрелов больше не было. Снизу слышались все те же голоса, но Лудник не оборачивался. Он опустил руку в карман куртки.

Пистолета нет. Сунул руку в другой карман – пусто. Черт, видно, оружие выпало ещё там, внизу…

Голоса, громкие, разборчивые теперь доносились сверху, словно менты разговаривали над самым его ухом. Оперативники в штатском спустились к раненому, перевернули Лудника на спину, нацепили браслеты, обшарили карманы. Подхватив за куртку, под плечи, поволокли за собой, наверх.

Майор Ткаченко целые сутки не вылезал из здания администрации в поселке Молчан, он ждал известий, хороших или плохих, чтобы продолжить поиски беглецов.

Под вечер второго дня из управления внутренних дел Ухты передали, что двое беглецов, по описанию Лудник и Хомяков, обнаружены в городе. Когда оперативники пытались задержать преступников на подходе к станции, те оказали отчаянное сопротивление, пристрелили служебную собаку. При попытке к бегству Хомяков убит, Лудник ранен в ногу. Других подробностей узнать не удалось.

Приняв сообщение, Ткаченко заметно повеселел.

– Ну, лед тронулся, – он похлопал по плечу лейтенанта и приказал заводить грузовик.

Через два часа машина выбралась на трассу, по которой ранним утром катили на автобусе навстречу неприятностям Лудник и уже покойный Хомяков. Ткаченко сидел в кабине и обдумывал ситуацию.

Если оперативники задержали только двух беглецов, значит, группа разделилась. Возможно, оставшиеся на свободе преступники находятся в Ухте. Возможно, они подались на Ропчу и пытаются там сесть на товарняк или пассажирский поезд. Так или иначе, вопрос их задержания – это лишь вопрос времени. Лудника взяли живым, он сможет прояснить ситуацию, выведет следствие на своих подельников.

К линейному отделу милиции подъехали в начале первого ночи, но начальник, а вместе с ним следователь городской прокуратуры оказались на месте, ждали Ткаченко.

Труп Хомякова оставили на полу пустого бокса.

Лудник, которому перевязали простреленную навылет ногу, лежал на деревянном настиле в соседней камере. Ткаченко торопился вернуться на зону с добычей. Документы оформили за полчаса, труп Хомякова солдаты перетащили в грузовик. Бросили мешки, чтобы не пачкать дно кузова трупной кровью, сверху положили тело. На Лудника надели наручники, закрутив руки за спину, вывели из камеры и бросили его в кузов, животом вниз рядом с бездыханным телом.

Не тратя времени на пустяки, тронулись в обратную дорогу.

Луднику мешка не подстелили. Он лежал на голом полу, стараясь держать голову, чтобы она не билась о днище кузова на каждом ухабе, но шея быстро занемела, сделалась непослушной. Болела прострелянная нога. Скованные браслетами руки во время движения машины выворачиваются из всех суставов.

Он просил солдат и лейтенанта снять с него наручники и на каждую новую просьбу получал пинок сапогом в зад или в спину. Стоило Луднику пошевелиться, розыскная овчарка наклоняла морду к самому уху лежащего человека и грозно рычала. Собачья слюна капала на ухо и затылок.

– Сейчас она тебя яйца откусит, – наклонялся к Луднику проводник собаки. – Ты застраховал свои драгоценности? На какую сумму?

Немудреные шутки проводника вызывали бурю восторга. Сидевшие на скамейках вэвэшники ржали в голос и стряхивали на задержанного сигаретный пепел. А проводник снова толкал Лудника сапогом в бок, уже готова была новая шутка.

– Тебе не жестко? А то остановимся, соломки подстелим. Ха-ха-ха.

Когда Лудник поворачивал голову направо, он видел плевки, грязные сапоги солдат и окурки, разбросанные по полу. Когда он смотрел налево, перед ним тряслось мертвое лицо Хомякова. Совершенно незнакомое, потерявшее человеческие черты лицо.

Оперативники волокли труп по путям к линейному отделу милиции, и только возле самой станции переложили покойника на носилки. Кожа содралась с висков, с подбородка и лба, а правый глаз вытек. Оставшийся целым левый глаз был открыт и, казалось, пристально наблюдал за мучениями живого Лудника.

В эти бесконечно долгие, наполненные болью и страданиями минуты и часы Лудник завидовал мертвому. Сегодня или завтра Хомякова положат в ящик из занозистых досок, закопают на кладбище при зоне, воткнул табличку с номером в свежий холмик земли – и поминай, как звали. А ему, Луднику, ещё нужно пройти через многие мучения, перед тем он найдет покой в своем собственном не струганном ящике.

На третий час дороги Лудник перестал испытывать боль, потерял сознание.

К зоне подъехали без четверти шесть утра, загудел мотор, лязгнули приводные цепи, раздвинулись в стороны металлические створки ворот. Машина медленно вползла в шлюз, тесное огороженное со всех сторон пространство между двумя въездными воротами на зону.

Грузовик остановился на минуту, выпустил черный выхлоп, водитель нетерпеливо посигналил и стал дожидался, когда раздвинутся вторые ворота. Но Лудник ничего не слышал и не видел, он пришел в себя, когда машину подали задом к черному ходу в административный корпус, а солдаты, взявшись за ноги, потащили его из кузова.

Лудника загнали в подвал, подталкивая в спину прикладами автоматов, ввели в «козлодерку», сняли наручники. Затем с Лудника содрали цивильную одежду и ботинки, надолго оставили стоять совершенно голым посередине помещения. Появившийся в двери заспанный каптер бросил на пол стоптанные ботинки без шнурков, рваную на локтях арестантскую куртку и короткие шутовские штаны, не закрывавшие щиколоток, с желтой заплатой на заднице. Одежда, судя по её виду, пережила многих прежних хозяев.

– А кальсоны? – Лудник вспомнил холод карцера. – Кальсоны положено…

– Кальсоны тебе кум выдаст, – оскалился каптер.

Разумеется, он зажал кальсоны не по собственной воле. Таково неожиданное распоряжение дежурного офицера: нижнего белья не выдавать. Мало того, кальсоны отобрали у всех арестантов, помещенных в подвальные камеры административного корпуса.

В это время майор Ткаченко уже поднялся в кабинет начальника колонии Соболева и рапортовал о первых успехах: два беглеца доставлены по месту постоянной прописки. Один убит при задержании, что особого значения не имеет, другой цел и, несомненно, даст следствию показания.

– Хорошо, что даст, – Соболев показал куму на стул. – Наверное, устал в дороге?