Зови меня Шинигами - Виктория Эл

Ночью, конечно, здесь редко кто ходит, но днём народ появляется. Мальчишки испокон веков прибегают поиграть на развалины. Желающие искупаться идут на речку. Обычно они предпочитают другую дорогу, но иногда и сюда забредают. Чем не добыча?

Никак Фёдор не ожидал подобного поворота: «Сейчас». Так и остался трепещущей пойманной рыбкой висеть на крючке удачливого рыбака.

– Кого же я сейчас найду. – Старался, чтобы звучало как можно убедительней. – Поздно уже. Все давно дома.

– Так уж и все? – ухмыльнулась тварь. – Ты-то здесь. Или всё-таки решился сам…

Неожиданно жёлтые звериные глаза затуманились, потом и вовсе закрылись, спрятались за веками. Ухмылка исчезла, нижняя челюсть безвольно отвисла, а голова наклонилась, и громкий судорожный вздох вырвался из пасти.

Только теперь Фёдор заметил, что дышит тварь тяжело и хрипло, словно через силу. Или, скорее, через боль. Потому что на груди и боках зияют рваные раны, покрытые запёкшейся кровавой корочкой, и шерсть местами слиплась. Тоже от крови. И на лапах темнеют глубокие борозды – следы чужих острых когтей и зубов.

Тварь искалечена и измождена. Потому и упоминала она про восстановление сил. И сейчас находится на грани сознания.

Может, совсем отключится? Так не стоит упускать момент.

Фёдор подобрался, напружинился, стремительно рванулся вверх. Ткань рубашки затрещала, разрываясь.

Да чёрт с ней, с рубашкой! Главное, самому целым остаться.

Но даже израненная, тварь среагировала молниеносно.

Глаза распахнулись, сверкнули злобным огнём, тело распрямилось взведённой пружиной. Лапы ударили в грудь с такой силой, что на ногах удержаться не удалось. Фёдор опять упал, опять оказался придавленным к земле, словно коллекционный жучок, пришпиленный булавкой.

– Уже побежал? – пророкотало в лицо.

– Я… – только и смог выдавить Фёдор. Не получилось ни соврать, ни оправдаться, да тварь и не собиралась выслушивать, рычала глухо, но старательно и чётко выводя каждое слово:

– Не шути. Варианта всего два: либо кто-то другой, либо ты. На остальные не надейся. И обмануть не надейся. Найду тебя. Где угодно найду. Может, не сразу. Но как сил поднакоплю… Я ж и на подножном корме могу. Да только на человечинке и привычней, и быстрее.

И пришлось послушно топать от развалин к краю леса, уже не особо полагаясь на счастливую возможность выкрутиться. Потому что тварь упёрто ковыляла следом, припадая на одну лапу, судорожно переводя дыхание.

Вот ведь сволочь живучая! Сам бы Фёдор с такими ранами валялся где-нибудь в кустах и тихо поскуливал, если бы, вообще, не без сознания. А этот прётся, не отстаёт ни на шаг, не сводит настороженных глаз, в темноте горящих зелёным, внимательно следит за каждым движением. И не дёрнешься лишний раз, тем более не рванёшь бегом с места.

Один раз споткнулся, сделал резкое движение, так тварь вцепилась мгновенно, безжалостно разрывая кожу когтями, и повторила предупреждающе, щёлкая зубами возле самого лица:

– Не шути.

Шёл и молил, чтобы дорога оказалась бесконечной, измерялась не расстоянием, а временем, тянулась до самого утра, до рассвета. С рассветом ведь ужасным тварям полагается исчезать. Хотя прекрасно понимал, что этот зверь вряд ли развеется прахом или окаменеет при первых лучах солнца. И в запасе имеется не более двадцати минут. А что потом?

Хорошо бы наткнуться на большую группу людей. Мужиков. Тогда тварь не рискнёт нападать, а вот расправиться с ней станет вполне по силам. Или бы совсем никто не попался. Не решится же чудовище таскаться по посёлку. Но тогда, тогда…

«…либо кто-то другой, либо ты».

Нет, нет, ну… нет.

Появились просветы между деревьев. С трудом различались, скорее, угадывались. С освещением в посёлке не очень. На центральных улицах не всегда фонари работают, а уж здесь, на окраине, всегда темно, хоть глаз выколи.

На дорогу тварь не пустила, медленно двигались вместе среди последних рядов деревьев. Фёдор больше под ноги смотрел. Ну не получалось шарить глазами по перспективе, выискивая «кого-то другого». И голову вскинул, только когда лапа в очередной раз вцепилась в плечо.

Фёдор чуть не взвыл: там же места живого не осталось. Всё исполосовано когтями.

Взгляд метнулся вдоль по дороге, наткнулся на человеческий силуэт.

Всё-таки принесло кого-то. Не повезло. Ему.

Прохожий тоже двигался медленно и весьма неуверенно, но не прихрамывая, а пошатываясь. Тоже раненый? Нет. Пьяный. Вусмерть.

От неудачно подобранного слова Фёдора передёрнуло. Или это провидение подсказало? То самое, которое привело горемыку сюда и сейчас. Значит, не случайно. Значит, так тому и быть.

Фёдор замер. Тело опять отказывалось слушаться, ноги свинцом налились, но возле самого уха раздалось, не терпящее возражений:

– Заведи его в лес. Лучше подальше.

– А если не получится? Если он не пойдёт?

– Уж постарайся. Ради себя.

И ничего не оставалось, как шагнуть на дорогу, направиться к маячившему впереди человеку. Медленно. Очень медленно. Но теперь нет и двадцати минут, две-три от силы.

Может, сейчас попробовать убежать? Дело же сделано. Замена нашлась. Что, тварь теперь сама не справится?

Справится. А потом, насытившись, наберётся сил и… придёт, притащится, отыщет, прорычит: «Теперь твоя очередь!» А этому пьянчуге всё равно не жить. Фёдор прекрасно различает в тревожной тишине ночи доносящееся со стороны деревьев тихое шуршание крадущихся шагов.

Он настиг прохожего, рассмотрел как следует.

Ага, знакомый. Известный в посёлке алкаш. Не работает – кому такой нужен? – живёт на средства старенькой мамаши. Ещё и бьёт её.

Еле идёт, смердит перегаром, рожа помятая, припухшая, нижняя губа оттопырена, по подбородку стекает слюна. Рубаха засаленная, в грязных пятнах, застёгнута всего на одну пуговицу, и то неправильно. Одна пола заправлена в штаны, другая висит свободно. До чего же вид омерзительный.

Туда ему и дорога – в пасть чудовищному зверю. Сгинет, так люди только обрадуются, вздохнут с облегчением.

– Петрович, ты куда идёшь? Дом-то в другой стороне. Заблудился, что ли?

– О, Федьк. – Слюнявые губы Петровича торопливо расплылись в радостную идиотскую улыбку, а вот язык слушался плохо, и слова с трудом получались, не хотели складываться в стройные фразы: – А я… то я и думаю… куда ни туда.

– Давай отведу, – предложил Фёдор, а самого едва не стошнило от брезгливости и от понимания – куда.

Петрович навалился, вцепился в руку. Фёдор, борясь с сильным желанием поскорее отпихнуть пропойцу прочь от себя, развернул его, повёл в обратную сторону, к дорожке, уходящей в лес. Петрович послушно тащился в нужном направлении.