Про психов - Мария Илизарова

Косулин заходит в ординаторскую, аккуратно прикрывает дверь, переступает через лужу разлитого чая и опускается в кресло Паяца. Берет протянутую Паяцем чашку, заглядывает внутрь, нюхает. Пахнет сладким и крепким вином.

Паяц шмыгнул разбитым носом и опрокинул кружку, одним глотком проглотив содержимое. Косулин следует его примеру.

Еще посидели, помолчали. Тут в ординаторскую заглядывает медсестра, отдает Косулину завернутый в полотенце лед, а Паяцу кювету с несколькими ватными тампонами, замоченными в перекиси водорода. Оба вежливо ее благодарят.

Когда она уходит, Косулин прикладывает к глазу компресс, Паяц отжимает тампон и аккуратно вкручивает его в распухшую ноздрю.

– Однажды мы подрались со Светкой. – Из-за разбитого носа голос Паяца звучит гнусаво. – Вечером. Сначала мы просто играли, пихались, щипались, щекотались… А потом увлеклись. – Паяц вновь наполняет кружки и продолжает: – Она меня укусила, даже след остался – вот здесь. – Паяц перекошенно улыбается и показывает плечо.

Косулин чувствует, как тепло и тяжесть разливаются по телу.

– Скучаете по ней?

– Очень.

Паяц опустил лоб на руки и беззвучно, судорожно вздрагивая, заплакал.

Косулин сидит неподвижно. Какой долгий день. Хоть кто-нибудь сегодня может вести себя как обычно? Потом он подъезжает в кресле к Паяцу и кладет руку ему на плечо. Паяц дернулся и сбросил его ладонь. Помотал головой. Косулин убрал руку, но остался сидеть рядом.

– А я вчера узнал, что мне жена изменяет. Давно уже, – говорит он и тянется к бутылке.

8 ноября

Иду, солнце светит. Мне хорошо. Легко, давно так не было. Внутри бьется: жизнь имеет смысл, годы медленного умирания закончились. Свободна! Радость, свет, любовь.

Вдруг опять! Черт!!!! Черт!! ЧЕРТ! Опять этот ужас, на Большой Никитской, на моей Большой Никитской, на улице Герцена, в конце концов, творится ужас. Консерватория почернела. Она такая, как будто сгорела и умерла. А ведь стоит целехонькая и не пахнет ничем. И никого там нет.

Когда человек умирает, непонятно, что имеется в виду. Как будто одна оболочка осталась. А души нет. Непонятно, была ли она вообще когда-то или это только казалось. Тело без души бессмысленно и отвратительно.

А вот дом по-другому. Он и мертв и жив одновременно, и это очень страшно. Оглядываюсь… В переулке вижу еще один черный дом. Один за другим чернеют дома. Они умирают.

ВСЕ-ТАКИ ЗЛО ЕСТЬ, И ОНО БОРЕТСЯ С ДОБРОМ. Бабло побеждает зло – хорошая шутка. До того момента, как такие вещи не начинают происходить с тобой на самом деле. Шутки кончились. Работала тихонько, пописывала свои программки, постмодернизмом баловалась. Типа хз, кто я, моя хата с краю, и идите вы все – вот и расплата. Не надо было так шутить, за все сказанное отвечать придется, когда время придет. Вот оно и пришло. Это все про меня. Я важный игрок в игре.

Думать, думать, думать! За мыслями не успеваю, их слишком много. СТИВ не умер, дома чернеют. Я знала, солнце тоже знало, оно мне подсказывало. Но что? Меня запугивают. Черные дома – страшилка для детей: в черном-черном доме… И я должна испугаться и домой пойти под одеялом кофе пить. Ага, сейчас! Пора выяснить, что почем. Что, деточка, кишка тонка? Со всеми пойдешь под нож, как овца, или побарахтаешься еще? На моей стороне – Цифры. 15. Это ведь я сама посчитала, никто мне не подсказывал, значит, это логично можно объяснить. Солнце на моей стороне. Вон оно как светит! Солнце против черного.

Надо двигаться. Игра идет на время, кто быстрее, счет 3: 1. Вот и Манежная. Прямо на глазах чернеет Институт Азии и Африки, мне смешно – Африка почернела. Какой-то юмор в этом есть. Черный.

Надо в Кремль идти. Там Сила. Там и спасение. При чем тут 15? Не время еще, непонятно. Слева стало стремительно чернеть, почернел и осыпался новый – отель «Риц», как будто его и не было никогда. От огромного отеля осталась маленькая кучка черного, все остальное бесшумно исчезло.

Ненавижу подземные переходы. В них воздух спертый и воняет терактами, лучше поверху перебежать, так безопаснее. Но тут стою, и страшно бежать через Охотный Ряд, машины едут слишком быстро. Гонят в переход. Голова кружится. Главное – войти в Кремль, там уже не тронут, там Сила. В переходе стараюсь ни на кого не смотреть, людей огибаю, а все, как назло, пялятся. Продавщица из ларька кивает на меня бабе какой-то и ржет. Быстрее надо ноги отсюда уносить. От бомжа воняет. Шампусик сейчас исторгнется. Не дышу, вообще дышать не буду, воздух отравлен, быстрее выбраться бы. Народу тьма, все бегают, а я ползу как черепаха.

Слава богу, я на Красной площади. Вон Ленин ряженый. А может, настоящий? Дубль Ленина. На чьей стороне Ленин? Надо в Мавзолей зайти проверить. Это важно. Очереди нет, иди к дедушке свободно, милости просим. Внутри темно, и Ленин сверкает в хрустальном гробу. Теперь понятно, что ряженый Ленин – просто живой. А этот мертвый. У красивого мента, который Мавзолей сторожит, вдруг звонит телефон. Достает айфон. Слава богу, значит, Ленин на моей стороне, на стороне Стива.

Внутрь, в сердце Кремля, в главную Церковь! Там все ответы. Проникаю вместе с экскурсией. Лицо делаю туристическое. Вот увижу Грановитую палату и все про русских пойму. Молодец, Лора! Мама была бы довольна. Мама! Ты же у меня профессор, и не гуманитарных лженаук, а математики. Вот и объясни мне про число 15. Посижу немного, воздухом подышу, подожду тебя здесь у Церкви. Хорошо. Ни суеты, ни бизнес-ланча. Благодать, как перед боем затишье. На Колокольню смотреть больно, такой от нее свет идет, накрывает весь Кремль. Мама, мам, помоги, видишь – я в кофточке. Что есть 15?

«Лора, пятнадцать – это вихрь двойственной природы, число выбора. На чьей ты стороне? Неужели ты не видишь ошибку? Думай, Лора, будь хорошей девочкой».

И тут же мысли полезли, тысячи мыслей, уже громко очень: «Ошибка! ты ошиблась! ты плохая! Ты дура, ты не поняла ничего!..»

Полный хаос, вообще ничего не понятно. И Голос говорит незнакомый, но такой, которому сразу доверяешь:

«Стив Джобс – черный Мессия, он выбрал другую сторону пятнадцати».

Замираю, и вдруг все складывается: в основе его веры надкушенное яблоко познания. Яблоко змия, искушающее человеков. Еще мальчиком он говорил: «Я свергну мертвых богов». А еще истинно дьявольское: «Смерть – это лучшее изобретение жизни». Все сходится: происхождение его туманно, приемный ребенок, черные свитера, магические представления, яблочная Библия, МАС-церковь. И верующие, которые с Яблока уже никогда не слезают. Он возбуждает желание иметь. Вот он, Апокалипсис! Вот черный Мессия! Страшно, стыдно. Жутко. Я ведь в вере этой давно уже обретаюсь. Я ж из самых верных. Господи, что же я наделала?! Как искупить, как отмолить?!

Ответ приходит: