Последний роман Владимира Высоцкого - Юрий Сушко

Ушла, когда окончательно поняла, что стала не нужна Высоцкому как опора, как помощник, как поддерживающее начало – он и так очень твердо стоял на ногах. Она торопилась с переездом, боялась, что, если затянет, решимость иссякнет и она останется как камень на шее, принуждая Владимира врать и жить двойной жизнью. Ведь если он выбрал другую женщину, то это его выбор: «Его! Не то что женщина вероломно вмешалась, украла, разрушила семью, – Володя выбрал. Его право выбора – это самый главный, святой закон…» И хотя была уверена, что он совершает нужный и умный поступок, но – «в голове стоял туман: ноги-то ушли, а голова там осталась…»

меланхолично напевал Высоцкий, едва прикасаясь к струнам.

При первой попытке развода судьи пытались уговорить супругов подумать: все-таки двое детей… На следующем заседании на вопрос судьи, настаивает ли муж на разводе, Володя неожиданно заявил: «Не настаиваю…» Наконец, когда в третий раз они оказались в здании суда, их все же развели.

Бывшие супруги вышли на улицу, постояли, поглядели друг на друга, помолчали. И Владимир вдруг предложил поехать на улицу Телевидения, на квартиру матери, посидеть на прощание, перекусить. Был прекрасный стол, который бывший муж приготовил загодя. Потом он взял гитару, стал петь. И новые, и старые песни. Пел долго, часа четыре. Чуть на вечерний спектакль не опоздал. Нина Максимовна все это время стояла на лестничной площадке, не осмеливаясь войти. Только в половине седьмого отважилась позвонить в дверь – и они помчались: он в театр, она – на том же такси – в другую сторону.

«Мне было четыре года, – рассказывал Никита Высоцкий, – когда мама поняла, что надо освобождать строку в паспорте. Я очень хорошо помню день, когда они расстались. Мы приехали в квартиру, куда через несколько недель должны были все вместе вселяться – отец, мама, мы с братом… Там делали ремонт, в одной комнате, помню, так пахло клеем!.. Но мы туда переехали только втроем – мама, брат и я. Ничего веселого в этом не было… На самом деле – это мама ушла от отца. Она еще могла удержать его, но решила, что хватит. Развод стал для нее диким стрессом…»

Он считал, что они с братом не были «ранеными детьми». Родители постарались не обозначать свой разрыв как вселенскую трагедию. Но был один болезненный момент. «Мама решила отдать нас в школу под своей фамилией – Абрамовы, чтобы поменьше внимания к нам привлекать, – вспоминал старший сын. – Ей не хотелось ненужного ажиотажа вокруг нас. Имя Высоцкого было на слуху, и люди, не особо посвященные, вполне могли задать нам вопрос: «Ваша мама – французская актриса Марина Влади?» Маме этого не хотелось, вот и все. Хотя уж это действительно был секрет Полишинеля: когда пришло время оформлять медицинскую карту и прочие реальные документы, «тайна» раскрылась. Другое дело, что отец, узнав об этом факте, страшно разозлился. По-моему, он случайно увидел наши тетрадки… Но отец был человеком отходчивым, и тут тоже никакой трагедии не произошло… Нам объяснили, что родители развелись, но отец никуда не делся, ему можно позвонить, к нему можно прийти. Что мы и делали. Он дарил нам подарки. Как-то увидел брата во дворе на стареньком «Орленке», изумился: «А чего это у вас велосипед такой страшный?» Поехал в ближайший магазин спорттоваров и вручил нам новый шикарный велик «Украина». Когда узнал, что мы с братом копим на магнитофон, тут же его купил».

В 1971 году Людмила вышла замуж за инженера Юрия Петровича Овчаренко. Через пару лет родила дочь Симу. Отрезала от себя все: и песни Высоцкого, и кино с его участием, и Таганку, и большинство прежних друзей. «Стараясь отгородиться, я даже «Гамлета» не видела. Единственное, он однажды заставил меня поехать на «Вишневый сад». Мне тяжело это далось, я правильно делала, что не ходила на спектакли. Жить-то надо…»

Но Владимир Семенович все равно приходил к ним в гости, рассказывал о новых спектаклях, о своих путешествиях, съемках. О личной жизни не говорил никогда. Людмила замечала изменения в нем: «Пропала смешливость, прошел восторженный интерес к науке, прошла любовь к фантастике. Зато он много говорил о живописи. Больше всего – о Дали. Он стал читать Флоренского, Розанова, Бердяева – приносил их мне, я-то их знала только понаслышке. Восхищался платоновским «Чевенгуром», заставил меня прочитать, вернее, перечитать «Котлован», огорчился, что мне Платонов не нравится. А мне не Платонов, мне Володина мрачность не нравилась. Я как бы боялась Платонова. Как иногда боишься предсказаний судьбы, страшных снов, роковых диагнозов – лучше не знать. А Володя знал. И это знание плохого конца читалось в его тяжелом взгляде, неожиданных паузах среди разговора, в коротком, обрывающемся смехе…»

* * *

«Я помню начало этого дня, 25 июля 80-го, как люди помнят 22 июня 41-го, – рассказывала Людмила Владимировна. – Рано утром проводила сына, Аркашу, в Долгопрудный – он сдавал экзамены в физтех и поехал увидеть списки: принят ли? А мы с Никиткой пошли к моей маме смотреть по телевизору Олимпиаду. Ничего, естественно, не подозревая, когда был перерыв в показе, побежали домой, беспокоясь об Аркаше, и уже в лифте услышали настойчивый звонок телефона – может быть, сын? Звонила моя сестра Лена, она сказала: «Голос Америки» передал – умер Высоцкий».

Дальнейшее все путается, все в каком-то тумане. Сестра говорит, что я ужасно кричала, – неужели? Ведь рядом был Никита. Не знаю, не помню… Помню, что я сказала – это, наверное, ошибка. Хотя знала, что последние дни были беспокойны. Аркадий сутки проводил у отца, но мысленно все повторяла: нет, нет, нет, нет. У меня было такое чувство, что, если с безумным известием не соглашаться, его и не будет. Потом снова позвонила сестра – тебя зовет мама Володи. Поехала, об Аркаше забыла.

Нина Максимовна лежала в спальне у соседки и, странно поводя руками, будто баюкала младенца. Все время повторяла одим и тем же голосом, без модуляции, одно слово: «Холодненький, холодненький…» Людмила сидела молча, окаменев. Потом Артур Макаров повел ее к Владимиру. Она не увидела ни уродства смерти, ни страдания на его лице. А день похорон Высоцкого – торжественный, величавый, ей напомнил почему-то первое празднование 9 Мая…

Позже Людмила уехала с мужем в Монголию работать на Эрденетском горно-обогатительном комбинате. Вернее, муж трудился на этом ГОКе, а она – в местном Дворце культуры. 25 июля 1983 года провела там мемориальный вечер Высоцкого «Памяти поэта». Все как положено, с афишей и пригласительными… Вернувшись в Москву, работала в школе, преподавала риторику и мировую художественную литературу. Вместе с сыном Никитой занималась Государственным центром Владимира Высоцкого, проводила экскурсии, занималась организацией тематических выставок.

Через год после смерти Высоцкого Вероника Долина посвятила ей свою печальную песню с пронзительными словами:

Со временем никаких обид на Высоцкого у Людмилы не осталось. Наоборот, она считала, что он ее сформировал: «В 22 года, когда мы с Володей познакомились, я была совсем другим человеком. С ним я поумнела, подобрела, приобрела бесценный жизненный опыт, которого хватит на всю оставшуюся жизнь».