Море остывших желаний - Лариса Соболева

– Не груби, – предупредил с небольшим опозданием Держава, – а отвечай на вопросы, раз попался с поличным.

– Кто тебя приставил к нам? – повторил Бельмас. – Не за старухами же ты следил и не за рабочим классом. Именно нас пас.

Парень выпрямился, заскрипел зубами – это и был ответ на все вопросы.

– Не хочешь говорить? – развеселился Бельмас. – Хвалю. Тогда будешь объясняться в другом месте. Заткни ему хлеборезку, а то я тишину люблю.

Держава сунул парню в рот кляп, заготовленный заранее, с простыми и доступными, как ему казалось, словами:

– Думал, мы лохи? Подставил нас? Теперь ты побудешь лохом и подставленным.

На земле завибрировал мобильник, Бельмас взял его, положил в карман. Горбуша с Державой подхватили парня под руки, вчетвером вышли на улицу, где договорились с частником о перевозке небольшого предмета за очень высокую цену. Но тот, увидев связанного человека, взбунтовался:

– Мы так не договаривались! Я в ваших бандитских разборках не участвую...

– Спокойно, – поднял ладони Бельмас. – Ты повезешь нас в ближайшее отделение милиции. Это опасный преступник, мы задержали его.

На словах «опасный преступник» пленник начал вырываться и что-то мычать. Держава указал на него частнику:

– Видишь? Не хочет в милицию.

По дороге на шею пленнику повесили картонную табличку. Им сопутствовала удача: у отделения никого не было. Держава и Горбуша мгновенно перенесли к входу связанного, усадили рядом со ступеньками, прислонив спиной к стене, и запрыгнули в машину.

Минут через пять вышли два милиционера, закурили и разом повернули головы на мычание. Картина! Оба обступили связанного по рукам и ногам человека с кляпом во рту и табличкой на груди. Тот, что постарше, наклонился и прочел:

– «Убийца Гринько Андрея Тимофеевича»... – Он выпрямился, озадаченно почесал затылок. – Ну что, в отделение его?

– Да уж, теперь он наш, – согласился второй.

Пленника взяли за ноги и под мышки, внесли в отделение.

Склиф ничего не понял: звонок был, но только он поднес трубку к уху, связь прекратилась. Он делал вызов несколько раз, труба явно принимала сигнал, а Дьяк не отвечал. С минуту Склиф думал, затем заподозрил, что в соседнем дворе произошло нечто непредвиденное, открыл дверцу авто и бросил:

– Шурик, за мной.

Во двор проникли, прижимаясь к стенам и прячась по темным углам. Но здесь было тихо, как на кладбище.

– Иди к избушке, он там, – шепнул Склиф. – Я подстрахую тебя.

Вскоре из избушки Шурик крикнул:

– Нет здесь никого.

Подошедший Склиф с большим изумлением обнаружил, что ни в избушке, ни рядом с ней действительно никого нет. Он снова позвонил Дьяку, не получив ответа, сообразил:

– Это Бельмо. Он еще днем нас срисовал. Оставайся в избушке и не дыши.

– А Дьяк?

– Найдется.

Ксения отдраила две комнаты. Осталось навести порядок еще в одной и малюсенькой прихожей, но вчера не было сил закончить уборку. А сегодня с утра женщина решила сходить на разведку, узнать, кто поблизости живет и вообще где она находится. Взяв с собой Дунечку, Ксения миновала заросли бурьяна, вышла на улицу и не знала, в какую сторону идти. Выбрала дорогу направо. Она, истинно городская жительница, ни разу не бывавшая в подобных поселениях, искренно изумлялась: как здесь живут люди? Одно слово – запустение. Встретила старика, курившего возле двора на скамейке, поздоровалась, спросила, где речка.

– А иди, куда шла, дойдешь до рощи, сверни налево и прямо. Ты чья будешь?

– Я у Георгия Ивановича Бельмаса остановилась.

– У Бельмасов? – поразился он. – Так там же лет двадцать никто не живет.

Ксения выяснила, что хлеб и разные товары привозят на машине два раза в неделю, а раньше был магазин; что у бабы Моти можно купить молока, она корову держит; что самая молодая на хуторе – фельдшерица, ей пятьдесят три... Много чего полезного выяснила и пошла своей дорогой.

Речка оказалась узкая, но место для купания превосходное. Дуняша плескалась у берега, Ксения улеглась после купания загорать, и тут раздался звонок ее мобильного.

– Слава? – обрадовалась Ксения.

– Куда ты пропала? – Голос строгий, недовольный.

– Извини, Слава, я вынуждена была срочно уехать по делам.

– Ты заешь, что убили Гринько?

– Гринько? – У Ксении нехорошо екнуло сердце, затрепыхалось. Упоминание о Гринько внесло в светлое утро черные тучи. – Да, я знаю.

– Вчера были похороны, сам Шах явился с букетом роз, словно хоронили юную девушку.

– Иронизируешь?

– Немного. Мне непонятна дружба Гринько с Шахом. Полагаю, второй убрал первого, тем не менее проникновенную речь за поминальным столом произнес.

– Шах? Убрал Гринько? По-моему, ты заблуждаешься.

– А ты плохо знаешь Гринько. Он же подпольщик, исподтишка то там урывал, то сям. Наверняка Шаха тоже обставил, он же считал себя умней всех. Но теперь из-за этого умника нас, его знакомых, затаскают на допросы.

– Тебе нечего бояться, – успокоила Ксения собеседника. И вздохнула: а ей есть чего.

– Оно-то так, но неприятно. Ладно, пока. Буду звонить.

– Целую.

Четыре года они со Славой, как сейчас говорят, в связи. Да, их отношения так и можно охарактеризовать – связь, не более. Одно время, года два, Ксения ужасно хотела за него замуж, несмотря на то что они одногодки, а по ее мнению, муж должен быть старше жены хотя бы лет на пять. Но Слава выглядел старше своих лет из-за умения преподнести себя как нечто недосягаемое. У него великолепная внешность, мужчин с такой наружностью снимают в кино, но... в роли отрицательных персонажей. Ксению в фильмах как раз и привлекали отрицательные герои, только вот в жизни сталкиваться с ними совсем ни к чему. После двух лет, когда в мозгах начало проясняться, Ксения поняла, что от ее желания ничего не зависит, – обременять себя узами брака Слава не хотел, хотя и преподнес ей так, будто мама с папой против их союза. Но кто же слушает в подобных вопросах папу с мамой? Она обиделась, переживала. Потом попыталась порвать с ним – не тут-то было. Он вцепился в нее мертвой хваткой, не давая возможности выскользнуть. Она, будучи классической дурой, восприняла это так: Слава не может без меня жить. А он прекрасно жил, ограничиваясь встречами, когда ему было удобно. Ситуация раздражала Ксению, потому что нет ничего хуже, чем ощущать себя запасным вариантом. Устав бороться за свои права, как это ни парадоксально звучит, Ксения махнула рукой и заняла новую позицию: пусть идет как идет. Он собака на сене, у нее не хватает силы воли оторваться от него. Каждый приспособился, как сумел. Но стоит ей пропасть на пару дней, он тут же звонит: собака беспокоится, чтоб сено никуда не делось.