Жил на свете рыцарь бедный - Вера Белоусова

— Вот вы говорите — нестандартная, — вдруг вдохновенно заговорил Коля. — А для кого нестандартная? Для «крутых»? А вдруг это не они, а кто-нибудь из СМИ?.. Может, кто-нибудь не хочет на Дерюгина работать… а уходить тоже не хочет?..

Мышкин и Гаврюшин уставились друг на друга.

— А что? — проговорил Гаврюшин в конце концов. — Вай, так сказать, нот?

— Ну, не знаю… — Мышкин с сомнением покачал головой. — Этот не купит — другой купит. Против лома, как известно, нет приема… Разве что какой-нибудь Робин Гуд, который всем новым русским войну объявил…

— А я бы все-таки проверил, как там и что, — задумчиво сказал Гаврюшин. — Кто особенно возражал, выступал и все такое…

— Ну, может быть… — неопределенно пробормотал Мышкин.

— А скажите, пожалуйста, — вдруг снова отважился Коля, окрыленный предыдущим успехом, — мы что, совсем не допускаем, что ее убили… не из-за Дерюгина, а из-за нее самой?

— Свежая мысль! — хмыкнул Гаврюшин. — А отпечатки-то, Коля? Вот те, что на пистолете? Полагаете, кто-то случайно прихватил именно этот пистолет?..

Коля стушевался.

— А с чего он вообще начал? — вдруг спросил Мышкин.

— Кто?

— Дерюгин… Кто он по специальности? С какого бизнеса начал? С чего-то он ведь начал?

— Этого я пока не выяснил, — смутился Коля. — Я же только последние газеты читал. Сейчас поеду смотреть дальше.

Гаврюшин пожал плечами:

— И я не знаю. Как-то не интересовался…

Коля попрощался и ушел.

— Не пойму я, инспектор, чего вы его дрессируете? — сказал Гаврюшин, глядя ему вслед. — Ну что он там найдет? Не проще ли самого Дерюгина спросить или наших «экономистов»?

— Хорошо, — как-то сразу согласился Мышкин. — Завтра дам отбой. Просто мне кажется, знаете… что в газетах можно откопать массу полезной информации… если, конечно, уметь копать…

Гаврюшин внимательно посмотрел на него и неожиданно громко фыркнул. Мышкин ответил удивленным взглядом.

— А знаете, что мне все время кажется, инспектор… — посмеиваясь, пояснил Гаврюшин. — Вот вы тут выясняете про конкурентов, про бизнес, про аукцион этот… А мне все кажется, что в глубине души вы уверены, что все дело в той книжечке и что через нее все раскроется. Знаете, как в романах или в кино… Много-много ложных ходов — и одна такая деталька, совсем мелкая… но не может же она быть лишней!..

Он как-то неожиданно оборвал и замолк.

— Очень может быть… — признался Мышкин. — Может, вы и угадали… почти… И что с того?

— Да ничего. — Гаврюшин пожал плечами. — Просто… вот будет смешно, если она окажется действительно ни при чем…

— Совсем ни при чем? — как-то очень по-детски переспросил Мышкин.

— Ну да, совсем.

— А знаете, что, Женя? — Мышкин неожиданно широко улыбнулся. — Ведь очень возможно, что вы правы. Что я это… из литературы — чтобы ружье выстрелило. И останусь в дураках!

Гаврюшина, при виде этой улыбки, так и подмывало сказать: «Уже!» — но с другой стороны, эта же улыбка его как-то обезоружила.

— Та-ак, — протянул он, глядя на часы. — Вот-вот Василий явится. Кто будет с ним разговаривать?

— Давайте вместе, — предложил Мышкин. — Вы ведете, я вступаю по мере необходимости. Про запись в дневнике у Козловой и насчет алиби — в последнюю очередь. Так?

— Разумеется, — кивнул Гаврюшин. — Сначала общие соображения: про Дерюгина, про Козлову, то да се… Наталью эту тоже, я думаю, на засладочку…

В этот момент зазвонил телефон. Мышкин снял трубку.

— Да, — сказал он, — я слушаю, — и вдруг ужасно покраснел и схватился за голову. — А у вас что сказано? Да-да, все правильно, да, пропустите скорее, это я виноват…

Он повесил трубку и смущенно взглянул на Гаврюшина:

— Угадайте, на кого я заказал пропуск?

— Чего тут угадывать! На Тошкина, разумеется!

Оба рассмеялись. В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Мышкин.

Василий Зуев оказался плотным коренастым мужчиной лет тридцати пяти. Главную особенность его внешности составляли пышные усы совершенно пшеничного цвета, придававшие ему сходство с большим, красивым котом. «Какое-то такое слово… — подумал Мышкин. — Не ухоженный, нет… Вальяжный? Холеный?» Он взял у Зуева пальто, повесил его на крючок, после чего отошел в сторонку и уселся на подоконнике. Зуев развалился на стуле напротив Гаврюшина. Гаврюшин представился, наскоро извинился, что не дает человеку опомниться — ничего, мол, не поделаешь, работа у нас такая, да и обстоятельства, сами понимаете… — выслушал в ответ снисходительно-добродушное «да чего уж там, все понятно» и приступил к делу:

— Вы являетесь заместителем генерального директора корпорации «Анварес», то есть заместителем Антона Дерюгина. Так?

— Совершенно справедливо.

— Давно вы работаете вместе?

— Да в общем, с самого начала… Уже лет десять.

— Познакомились тогда же?

— Нет, мы всю жизнь знакомы.

— То есть? С детства?

— Ну да, с детства, со школы. Учились вместе. Потом поступили в разные места. Я — в Плешку, он — в «керосинку». Ну, общаться стали меньше, конечно… Потом распределились: я в НИИ, он в КБ. Встречались время от времени. Потом, сами понимаете, времена изменились — Антон пошел в бизнес и почти сразу меня втянул. Сдернул, можно сказать, с насиженного места и выманил на жизненные просторы.

Мышкин удивленно покосился на него. Кот быстро освоился в новой обстановке и начал говорить метафорами.

— По дружбе? — зачем-то поинтересовался Гаврюшин.

— Ну как — по дружбе… — Зуев усмехнулся. — По чистой дружбе дела, знаете, не делаются… Я ему нужен. Мозговой центр.

«Скромненько!» — отметил про себя Мышкин.

— Да вы не смотрите на меня так, — как ни в чем не бывало продолжал Зуев, обращаясь к Гаврюшину. — Я не хвастаюсь. Антон — он и сам неплохо соображает. Ему терпения не хватает все просчитать и продумать до конца. Он такой… с полетом. Заводной. Ему себя сдерживать скучно. Вот для этого я и нужен. Он придумывает, я обдумываю. Ну, в общем, что я вам рассказываю… Разделение труда у нас, короче. Разумное разделение.

— Отделиться никогда не хотели? Чтобы собственное дело?..

«Слишком в лоб», — мысленно прокомментировал Мышкин.

Зуев пожал плечами:

— А зачем? Мне и так неплохо. Да и… поздновато уже. Не в смысле возраста, а в смысле… как бы это сказать… положения дел. Сейчас с нуля не очень начнешь. Никогда в жизни мне так не раскрутиться…

— Скажите, Василий Михайлович, — гнул свое Гаврюшин, — какие у вас с ним отношения?