Ветвящееся время: История, которой не было - Владимир Лещенко

Отметим, что в данном случае Честертону удалось уловить действительно глубокое, фундаментальное отличие христианской европейской ойкумены от всего остального мира. Мира, который, по мнению многих, являет собой норму, в то время как современная евроатлантическая цивилизация представляется странной, случайной и враждебной ему аномалией.(13,162)

Ведь, если для западной цивилизации – порождении христианства – характерно поступательное развитие, получившее образное название «прогресса», то для Востока характерно циклическое движение, когда на протяжении некоего периода времени, общество проходит ряд стадий, в итоге возвращаясь к тому, с чего начало. «С точки зрения западного человека, азиатские страны столетиями, и даже тысячелетиями не двигаются с места, находясь, как бы в перманентном состоянии застоя».

А вот как примерно выглядела бы, по Честертону, Европа наших дней, не возникни христианство. «Пифагорейцы, как индуисты, толковали бы о перевоплощении… Стоики, как конфуцианцы, учили бы разуму и добродетели. Неоплатоники, как буддисты, размышляли бы о потусторонних истинах, непонятных другим, и спорных для них самих. Просвещенные люди поклонялись бы Аполлону, поясняя, что просто чтут высшее начало… Поклонники Диониса предавались бы пляскам и веселым оргиям.

Толпы стекались бы на пышные празднества, к их услугам были бы толпы богов – местных и чужеземных… Было бы много магии, главным образом черной…Восхищение Сенекой уживалось бы с подражанием Нерону, как уживаются изречения Конфуция с китайскими пытками… Все – и плохое и хорошее – было бы слишком старо, чтобы умереть», – заключает Честертон. (30,241)

Отвлечемся от столь образного прогноза и попытаемся дать более строгий анализ возможного пути развития цивилизации.

Итак, допустим, что по каким-либо причинам христианство не возникло, или же, не состоялось его реформирование, осуществленное апостолом Павлом.

…В течение даже первых веков история шла бы точно также, вернее почти также. В Риме сменялись бы, один за другим, императоры; Нерон точно также безумствовал бы, может быть свалив пожар Рима не на христиан, а на иудеев, или на сенаторов, которым не доверял. Точно также враждовали бы Веспасиан с Оттоном, Вителием и Гальбой, его сын Домициан прославился бы первой в мире антиалкогольной компанией, а Траян более менее успешно сражался бы с парфянами и даками.

Где-то на восточной окраине державы по-прежнему существует странная малочисленная секта, проповедующая, что сын иудейского бога сошел на землю, и принял мученическую смерть на кресте за грехи мира, но на нее мало кто обращает внимания.

С течением времени, однако, благодаря исподволь накапливающимся мелким изменениям, картина бы все больше и больше отличалась от общеизвестной. Уже с периода, соответствующего II веку н.э. изменения стали бы явственно видны – другие имена императоров, философов, поэтов и, соответственно другие произведения, пусть и на те же темы, несколько другие законы, может быть другие названия и места войн на границах еще несокрушимой державы.

Ни одна религия, включая и довольно популярный культ Митры, вопреки мнению Л.Н. Гумилева, (51,373) не смогла бы не только стать на место христианства, но и даже в некоторой степени взять на себя его роль в сознании людей.

По-прежнему господствует многобожие, слегка облагороженное синкретизмом, по-прежнему миллионы римских подданных без сопротивления приносят жертвы на алтарях храмов Рима и очередного кесаря (другой вопрос – насколько искренне).

Также точно вступила бы Римская империя в эпоху смут, дворцовых переворотов и «солдатских» императоров. Упадок государства побудил бы, как и в нашей реальности, варварские племена – готов, франков, маркоманов к тому, чтобы начать проверять на прочность границы Рима.

Тогдашние авторы и будущие историки той реальности наверняка не особо разошлись бы в оценке этого периода с нашими историками классической школы. В их трудах говорилось бы о всеобщем падении морали, разложении общества, крахе исконных римских ценностей и традиций и массовом увлечении разнообразными восточными суевериями и культами.

Прежде всего это культы Исиды, Митры, Амона-Ра, Деметры, Диониса-Вакха, и Эскулапа-Асклепия (за священной змеей которого римская делегация совершила специальное паломничество в Эпидавр).

И, наконец, культ ставшей особенно популярной фригийской Кибелы, Великой Матери богов. «Новые» боги благополучно уживаются со старыми, их культы официально признаются римской властью, можно сказать, зачисляются на государственную службу.

В рамках данной главы, думается, нецелесообразно подробное рассмотрение многочисленных ближневосточных религий, популярных на территории Римской империи. Скажем лишь, что адептами их были сотни тысяч, если не миллионы римлян – от сенаторов и даже императоров – вспомнить хотя бы Элагабала, бывшего верховным жрецом одноименного сирийского божества, до простолюдинов: крестьян-колонов, рабов, вольноотпущенников, мелких торговцев и чиновников, солдат, проституток. В эпоху Поздней империи существуют (как и в нашей истории) целые легионы, посвященные Митре, британские римляне тайно и не очень участвуют в друидических обрядах, а на границе с Парфией квириты охотно посещают мистерии огнепоклонников.(32,6)

В целом, как уже говорилось, для римлян существование чужих богов сомнению не подлежало, ибо в противном случае могли возникнуть сомнения относительно своих собственных.

По свойственному римлянам практицизму – даже в религиозных делах – они и чужих богов пытались (и небезуспешно, надо признать) приспособить для государственных нужд. При этом существовала весьма любопытная практика эвокации – переманивания чужих богов на свою сторону. Для этих целей в Риме загодя строились храмы, куда затем из взятого штурмом города перемещалось изображение бога (палладий). (32,5)

Так что, вполне возможно, веках этак в III – IV, после войн с маркоманами и готами, вместе с Юпитером – Аммоном, появился какой-нибудь Юпитер-Один; или же Аполлон – Тор. И эта практика (наряду со всем прочим) также способствует размыванию традиционной религиозности.

Чтобы поддержать пошатнувшееся благочестие, римские власти могли бы обратиться и к административным мерам – прежде всего в отношении государственного культа гениев Рима и императора; вводиться обязательно посещение храмов и участие в жертвоприношениях, с выдачей соответствующих свидетельств(49,156). На казенный счет воздвигаются все новые пышные храмы – прежде всего традиционных италийских богов, жрецам платят большое государственное жалование. Но меры эти столь же малоэффективны, как и аналогичные, принятые в нашей истории в попытках противостоять христианству.

Еще об одном аспекте данного вопроса. В Римской империи возникает и действует множество фиасов – союзов приверженцев различных вероучений. Эти организации все более с течением времени ориентируются на мирские дела и в какой-то мере воспроизводят структуру и функции христианской церкви, бывшей в начале своего существования не только чисто культовой структурой, но и социальным объединением верующих. Возможно даже, что наряду с профессиональными группировками – сословиями, появились бы и замкнутые религиозно– административные общины, объединенные вокруг храмов. Со временем, они начинают играть все большую роль и в политике, становясь, своего рода, суррогатом современных партий. Подобные образования еще более способствуют разрушению прежней структуры римского общества и, облегчая решение частных задач, в конечном итоге подрывают его стабильность.(6,89)