Тетрадь кенгуру - Кобо Абэ

Расплатилась за еду, само собой, Стрекоза. Она знала, что я оставил кошелек в клинике, в корзинке для одежды. Я вроде как брал у нее в долг. Верну, когда получу обратно кошелек.

– На обед я бы рис с карри съел.

– Что? Не понравилось?

За раздвижной дверью лапшичной было одноцветное утро. Час, когда свет и тени уже хорошо различимы, но еще слишком рано, чтобы окружающий мир обрел свои краски. Первая электричка уже ушла, оставалось дожидаться следующей. Движения на дороге возле станции почти не было. Теплый ветерок прогонял рассвет. День снова обещал быть жарким.

– Может, пока вернемся на кровать?

– Пожалуй. Все равно больше идти некуда…

– Чем больше я о жизни думаю, тем больше не понимаю. Взять, к примеру, мою мать. Как она пронюхала, где находится кровать?

– Знаешь, что такое собачий свисток?

– Слышал.

– Этот свисток издает высокочастотные звуковые колебания, которые не улавливает человеческое ухо. Их используют для дрессировки. Не только собаки, но и летучие мыши слышат ультразвук. А что, если твоя мамаша, лишившись зрения, тоже научилась его улавливать? Так сказать, в виде компенсации за слепоту. Как она размахивала этой штукой для сямисэна! Прямо как фехтовала. У меня было ощущение, что она меня видит.

– А ты человек, который свистит в собачий свисток.

– Нечего на меня наговаривать.

– Ты вообще подозрительная личность. Непревзойденный мастер сюрпризов. Всегда в мгновение ока приходишь мне на помощь. Как защитник справедливости из комиксов. Не хватает только красного плаща и музыкального сопровождения.

– Это просто совпадение. Например, сегодня утром я здесь случайно…

Стрекоза остановилась на полуслове. Как ножницами отрезала. Ткнула меня локтем в бок, предупреждая. Мы только что вышли на дорожку, идущую вдоль шоссе. Я видел низкие красные крыши, простиравшиеся за ними капустные поля. Стрекоза смотрела на восток. Оттуда мимо выстроившихся в ряд гинкго, листья которых сверкали под лучами солнца, чертя по обочине, приближался плоский металлический объект. Невероятно, но он был очень похож на кровать. Да! Вне всякого сомнения, это моя кровать. Только без брезентового тента – он то ли слетел, то ли его украли. В отсутствие шин и пружин она мелко тряслась по дороге, словно детская коляска. Казалось, она плетется вперевалку, с трудом выдерживая собственный вес. Ну прям обожравшийся таракан… Хотя нет, скорее так загребают черепашьи лапы.

– Похоже, она без тебя жить не может.

Стрекоза посмотрела на меня, с усмешкой наклонив голову. На этот раз свет падал так, что очки не бликовали, и я наконец смог рассмотреть ее глаза. Именно такие! Как я и думал. Взгляд человека, как будто постоянно за что-то извиняющегося. Она уже третья такая за время моего путешествия на кровати. Первой была девочка на поезде из парка развлечений, с которой я едва разъехался в тоннеле, второй – недоразвитая девочка-демон в Сай-но Каваре, а теперь еще Стрекоза, которая называет себя Мисс Сборщица Крови. Было в этой цепочке нечто такое, что проникало в душу, отзываясь в ней эхом. Совпадение? Или между этими тремя встречами есть какая-то связь?

– Кто-то управляет ею на расстоянии. Вопрос: кто?

– Что это за звуки?… То ли воробей чирикает, то ли кузнечик стрекочет.

– Это колеса по песку скрипят.

Нас обогнал джоггер средних лет. На вид – управленец среднего звена. Живот как бочка. Он остановился и посмотрел на кровать. Нагнулся, заглянул под нее. Видимо, хотел убедиться, есть ли у кровати мотор. И тут же потерял к кровати интерес, приложил ладонь к глазам и посмотрел на небо. Оно обещало дождь. Потом, как ни в чем ни бывало, развернулся и потрусил обратно под мерное тиканье шагомера.

– Давай-ка от нее отрываться.

– Зачем?

– Стыдно же! Ну что она за нами тащится? Не собака ведь и не кошка.

Я зашагал вперед нарочито большими шагами, Стрекоза, пусть и нехотя, но тоже прибавила ход. Однако я был слишком наивным, думая, что нам удастся так просто оторваться от кровати. Раньше эта чертова штуковина была медленная, как трехколесный детский велосипед, но теперь она неожиданно ускорилась и продолжала нас преследовать. Расстояние между нами не сокращалось и не увеличивалось. Скрип кроватных колес становился все громче. Этот звук больше походил на крик сорокопута, чем на чириканье воробья. Странная картина – мужчина и женщина, убегающие от кровати, – не могла не привлекать внимания.

– Так еще хуже. Мы теперь всем в глаза бросаемся. Уж если она приехала за тобой, давай залезай.

Стрекоза взяла меня за локоть. У нее были гибкие мягкие пальцы, как у девушки-модели из ролика с рекламой стирального порошка. Мои ноги приросли к земле, как заколдованные. Кровать подъехала к нам и спокойно остановилась. Стрекоза достала из висевшей на плече сумки форменную шапочку, закрепила на голове заколками, перевернула зеленый ремешок с оранжевыми цветочками – на обратной стороне он оказался белым. Прошло всего несколько мгновений – и передо мной уже стояла медсестра. В высшей степени убедительная трансформация. Я не стал возражать: опираясь на руки, взобрался на кровать, повернулся и лег на спину.

Мы остановились под самым пешеходным мостом. Он был перекинут через автобусный терминал и служил проходом на железнодорожную станцию, представлявшую собой деревянное строение с милой двускатной крышей. Здание украшала вывеска с кричащими, карминового цвета иероглифами. Место хорошо известное. С картой можно не сверяться. С его названием связаны метафоры и пословицы, которые у многих на слуху. Объявлять об этом во всеуслышание я не спешил. Еще успею. Прежде надо убедиться, что я никому не причиню беспокойства.

Под мостом пролетела чайка, за ней сразу три вороны. Пахло морем.

Стрекоза привычными движениями разгладила простыню, стряхнула непросушенное одеяло и накрыла меня. Я полностью отдался в ее руки и все глубже погружался в яму, испытывая восхитительное ощущение возвращения в детство. Наверное, те же чувства переживаешь, принимая песочную ванну, хотя мне никогда этого не доводилось. Я чувствовал, как напрягается готовый к действию пенис. Неужели я превратился в сексуального маньяка?

– Может, и ты ко мне?

– Ты что! Хочешь, чтобы нас обвинили в аморальном поведении на публике?

Стрекоза стояла возле кровати и только положила руку на поручень, как кровать послушно отреагировала на ее прикосновение. Будь я внимательнее, я должен был сразу заметить, что ее поза неестественна. Она не напрягала ни ноги, ни спину, вообще не прилагала никаких усилий. Кровать двигалась сама. А халат и шапочка медсестры умело маскировали неестественность. Она вроде сопровождала тяжелобольного. И состояние этого больного куда тяжелее, чем тех, кого возят на машинах «скорой помощи». Его смертный путь сопряжен с такими страданиями, что на них невозможно смотреть. Любой отведет глаза.

На пешеходном мосту я заметил человека. Он наклонился вперед и, прислонив к перилам приличного размера видеокамеру, направил на нас объектив с толстыми линзами.