Хмурое небо - Константин Станиславович Бобринёв

— Боец.

Ренегат сосредоточено посмотрел на меня.

— Твоя задача ждать меня здесь и охранять обменные товары. Задача проста, но будь бдителен.

— Я понял комиссар, не первый раз здесь, положитесь на меня как на родного.

— Отлично. Тебе купить что-нибудь?

— Не, спасибо, я уже попросил командира.

Показав одобряющий жест, я направился вглубь рынка.

— Ей Трибунал заходи к старому Али! — прервал мои мысли пожилой торговец с непонятной мне конструкцией из веревок на голове. — Оружие, патроны, всякое разное, точность такая — мухе крылья отстрелишь! Есть и потяжелее, и полегче, на любой вкус!

— Здравствуйте. А что у Вас на голове?

— О вежливый господин. Мне некогда болтать. Слов сейчас, что песка в Вельде, а мне детей кормить надо, ты купи что-нибудь, я и поведаю тебе свой рассказ.

— Ладно, договорились, есть небольшой пистолет, но обладающий высоким останавливающим действием?

— Так, что-нибудь компактное. Глок 32 великоват будет?

— Да, что-нибудь совсем незаметное.

— Так, так, так… Тогда предложу Вам кольт калибра 38 спешал. При малом размере, — торговец прокрутил пистолет на пальце. — шесть довольно убойных патронов.

— Что по цене?

— 20 килограмм смеси дорогой.

— Давай за 15.

— 20 килограмм и не грамма меньше. Это модель 1960 года, очень редкое оружие, я бы даже сказал коллекционное. Хочешь отдам пистолет Макарова, всего два, да что там за один отдам, если есть с курицей.

— Как знаешь, — буквально я отошел пару шагов, как в спину мне послышался крик.

— Стой! Будь проклята эта пустыня! За 15 отдаю.

— И расскажешь про штуку у тебя на голове, как договаривались.

— Хорошо, хорошо, только сперва еду.

Взяв одного грузчика и отсыпав на вскидку 15 килограмм смеси, я вернулся к торговцу. Положив смесь на весы, рабочий удалился.

— Семнадцать килограмм шестьсот грамм.

— Значит все девятнадцать?

— Обижаешь дорогой, весы правильные. Вот смотри.

Убрав в сторону мешок со смесью, он достал из-под прилавка автомат Калашникова.

— Вот смотри, АК-74 — три тысячи триста грамм.

Торговец положил на весы автомат и те ровно показали 3 кг 300 грамм.

— Удивил.

— Моя репутация дороже, чем лишние 500 грамм смеси, есть куда более хитроумные пути к богатству, — с нотами гордости произнес Али. — Правда, какое тут богатство, один смех.

Последняя фраза уже прозвучала из уст уставшего старика, пытающегося дожить свой нелегкий век. Произнося слова, казалось и глаза его потускнели. Он явно о чем-то задумался, быть может, уйдя в свои неведомые грезы, архивы памяти, обточенные временем словно крысами. Затем он встрепенулся и в его взоре вновь загорелось пламя.

— Так, о чем это я…, точно, о чалме.

— О чем?

— Чалма, тюрбан, так называется мой головной убор. Когда-то давно мои предки жили на Ближнем Востоке.

— Это где Средиземное море?

— О, эрудированный молодой человек! Именно там. Моя семья попала в немилость у тамошнего правителя, и они были вынуждены бежать сюда, в маленький городок Новый Элизиум. Не знаю, почему он так назывался, но слово из рассказа не вытащишь. Несмотря на новое место, мои предки чтили традиции, как и я сейчас. Кому-то кажется глупо, но, по-моему, память связывает нас с загадочной родиной, где возможно лучше, чем здесь, по крайней мере в мечтах. Эх, как бы я хотел ее увидеть… И мой головной убор, собранный из полос ткани, дань прошлому.

— А как твоя семья выжила в Великой войне?

— Они поселились в тесной квартире, купленной на остатки после переезда средства, и упорно работали, не гнушаясь никакого занятия и копили, пока не собрали денег на маленькую… как слово… кофельню… кофейню — точно, в большом торговом доме, где были одни магазины.

Яркая вспышка озарила небосвод в разгар рабочего дня, тогда и взошли несколько солнц, карающей дланью испепеляющих грешную землю. К счастью, боезаряд не ударил в город, и мои родители успели спуститься в подземный этаж. В том доме действовала противопожарная система, такая, что дождь пошел с потолка, поэтому здание выжило, когда многое вокруг пожрал огонь. Несколько часов работали резервные генераторы, пока люди приходили в себя и заделывали щели, дабы не пустить радиацию. Когда погасли лампы, выжившие инстинктивно прижавшись ближе друг к другу, в бесконечной печали сидели под светом самодельных свеч и довоенных личных устройств, не таких как у тебя, тогда они еще были редкостью. На следующий день, пережив Ночь слез, уцелевшие, чуть менее сотни, совершили первую вылазку из-под земли. Восемь человек, отправились на верхние этажи за пищей и водой и узрели пожары, бушующие по всей округе, как черный дым с пеплом заслонили собой солнце, которое отныне станет призраком на вечно хмуром небе. Смрад стоял такой, что некоторых из первопроходцев вывернуло наружу.

Питаясь запасами торгового дома, испражняясь в угол, далеко не всем удалось выжить. Кто-то ушел на поиски родных, кого-то находили повешенным в одном из закутков торгового дома, кого-то убил стремительно развивающийся рак и прочие болезни, катастрофически обостряющиеся от стресса и пропитанного ядом воздуха, но более всего косила лучевая болезнь. Вот так и умирали при свете свечей и костров в страшных мучениях. Через год, когда закончились запасы еды и воды, в живых осталось не более тринадцати человек. Должно быть у тех, кто спасся в бомбоубежищах доля была лучше, чем у нас, но именно мы первые, самые стойкие к радиации, начали отстраивать мир. Через несколько лет скитаний, разграбляя уцелевшие запасы пищи, группа выживших с моими родителями, решила осесть в этом городе, посчитав уровень радиации приемлемым. И именно они и заселили бывший университет, чей водопровод питался от подземной реки, которая течет и по сей день. В том же году родился и я.

— Вот это да! Так получается твоя семья была одной из основателей Вулмарта!

— Получается так, откуда и название города, в честь того торгового дома. Только там у моей семьи была маленькая лавка, а здесь я вхожу в городской совет, как один из самых влиятельных торговцев.

— Так чего ты жалуешься, для тебя перемены стали к лучшему.

— Не стоит