Конфуций. Первый учитель Поднебесной - Сигэки Каидзука

Рационализм Конфуция уделял должное внимание ритуалу; и в его учении постепенно возникла склонность (это особенно касается времени жизни его учеников) к компромиссу и приспособлению к традиционному мировоззрению, которая позже привела конфуцианство к объединению с традицией. В этом отношении будет справедливым сделать следующий вывод: Конфуций унаследовал просветительские тенденции времен Цзы Чаня, но не смог прийти к радикальному всеобъемлющему рационализму.

Хотя Конфуций преуспел и не во всем, он, по крайней мере, обосновал права разума, освободив образование от религиозного мистицизма. Обратимся снова к его высказываниям об учении, чтобы определить место традиции в его теории познания. На ум сразу приходят слова «Я передаю, но не создаю; я верю в древность и люблю ее», а также «Я не из обладающих врожденным знанием. Я просто люблю древность и искренне стремлюсь к ней». Мы видим, что Конфуций не считал себя оригинальным мыслителем; он полагал, что лишь передает и истолковывает доктрины своих предшественников. Таким образом, на первый взгляд кажется, будто учение было для него слепым безоглядным следованием авторитету традиции; можно решить, что в этих словах отразилось неумение освободиться от пут традиции. Но ведь это слова самого Конфуция, человека, который всегда был крайне скромен, говоря о своих делах и возможностях, и нам следует остерегаться принимать их за чистую монету. Продолжение первой из приведенных цитат таково: «Молча познавать, без пресыщения учиться, неустанно наставлять других – разве это трудно мне?» Здесь Конфуций с твердой уверенностью говорит о том, что он легко может справиться с задачей изучения и запоминания наизусть «Стихов», «Писаний» и ритуала, ему нетрудно неустанно учиться у наставника и обучать других.

Говоря о «любви и стремлении к древности», Конфуций подразумевал чтение старых книг («Стихов» и «Писаний») и их изучение у наставников. Такие задачи были нетрудны для него. Слово «учение» во времена Конфуция означало именно такое чтение и запоминание наизусть классических текстов. Но Конфуциево понимание учения не ограничивается этим; он хотел сказать, что, если бы в этом и состояло все учение, оно было бы совсем не трудным. Перечисленные выше задачи он рассматривает как начальную точку обучения.

Что касается истинного значения этого слова в его понимании, следует обратить внимание на следующее высказывание Конфуция: «Учиться и не думать бесполезно, думать и не учиться – ведет к сомнениям». Это значит, что, если человек учится, слушая наставника и читая книги, но не думает о смысле того, что он узнает, он не вносит ясности в свое знание; с другой стороны, если человек только размышляет и не учится, это не избавляет его от сомнений. Следует не только учиться у других, но и уяснять смысл полученной информации. Истинное учение возможно лишь при сочетании обучения и мышления.

Кроме того, Конфуций говорил, что следует «слушать много и отбрасывать сомнительное… много наблюдать и отбрасывать приводящее в смущение». Рамки наблюдения и опыта должны быть максимально широки, хотя жизненно важным остается отказ от всего сомнительного в опыте. Скрытый смысл этой фразы близок тому, что выражено в процитированных выше словах о процессе, родственном чистому знанию, но все же стоящем ниже его: «Много слушая, выбирать из этого лучшее и следовать этому, много наблюдая, постигать – второстепенное знание». Термин «опыт», покрывающий визуальный и акустический опыт, включает изучение книг, например «Стихов» и «Писаний», в которых подробно описана цивилизация Китая древних времен, а также обучение у старших – у наставника или у деревенского старейшины. И то и другое несло большую нагрузку традиции, передававшейся с давних пор.

Тем не менее, учение не состоит в простом запоминании всех древних традиций без разбора. Учение или познание – это устранение из древних традиций всех неоднозначных и дурных элементов и отбор правильного и нравственного. Этими словами Конфуций ясно показывает, что он не принимает безусловно и безоговорочно всю традицию древности – ее он также оценивает критически. Теперь следует рассмотреть те принципы, на которых он основывался при своем отборе лучшего из древней традиции.

Во времена Конфуция полагали, что две династии – Ся и Инь – предшествовали царству Чжоу; это представление отразилось в его словах «Я могу рассказать о ритуале Ся и Инь…». Он действительно часто обсуждал ритуал двух предшествующих династий, но при этом не считал их золотым веком. Он не стремился к восстановлению идеального устройства, существовавшего при дворах правителей Ся и Инь. Так, однажды он воскликнул: «Чжоу, основывающаяся на традициях двух династий, так богата культурой! Я следую Чжоу». Таким образом, он не призывал вернуться к системе ритуалов двух предшествующих династий: вместо этого он искал образец близко к себе – в установлениях династии Чжоу.

Цитированные выше слова приведены в «Ранних изречениях», в той их части, которая была составлена вскоре после смерти Конфуция. В «Поздних изречениях», составленных значительно позже, на вопрос Хуэя об управлении государством Конфуций отвечает: «Следуй календарю Ся, езди в колеснице Инь и носи церемониальную шапку Чжоу. В музыке следуй мелодии Шао, избегай чжэнских мотивов и сторонись льстецов». Последняя часть этого высказывания представляет собой совет принять танец, положенный чжоуским У-ваном на музыку, сочиненную древним совершенномудрым правителем, Шунем, и запрет новой музыки государства Чжэн. В результате таких действий государственный деятель получает возможность избегать хитрых и коварных льстецов. Здесь Конфуций фактически, как кажется, строит нечто вроде идеальной системы управления, абсолютно произвольно выбирая определенные аспекты режима древних династий начиная с Шуня. Мы должны задаться вопросом, правильным ли будет сказать, будто таким образом Конфуций выстроил собственную систему при помощи тщательного отбора особенностей разных режимов нескольких предшествовавших династий.

На самом деле истинна полная противоположность такого утверждения. Конфуций никогда не давал воли собственным капризам, пытаясь построить систему из произвольно выбранных элементов на основе выбора разных аспектов предшествующих династических режимов. Такой подход был свойствен последующим конфуцианцам, жившим долгое время спустя после Конфуция, которые постепенно изменили оттенок этих слов Конфуция. Сами ученики или их последователи понимали эти слова в том смысле, что, поскольку царство Чжоу приняло практики двух предшествующих династий, объединило их и создало из них законченную систему, не было нужды намеренно возвращаться к практикам древних династий Ся и Инь и искать образец в них. Конечно, такова и была действительная позиция Конфуция по отношению к этому вопросу.

Тем не менее, Конфуций не только сравнивал разные династические системы: в его словах проглядывает намек на идею размещения древних династий в историческом порядке развития. Конфуций не игнорировал эволюцию, хотя из «Поздних изречений» создается впечатление, что он не желает обращать на нее внимание. Он не пытался выйти за пределы хода истории и вернуться к устройству древних династий, неисторически воскрешая прошлое. Один раз, когда Цзы Чжан спросил его о том, можно ли узнать о событиях, которые случатся через десять поколений, Конфуций отвечал: «Да: династия Инь основывалась на ритуалах династии Ся, то, от чего она в них отказалась, и то, что она к ним прибавила, можно узнать; династия Чжоу основывается на ритуалах династии Инь, то, от чего она в них отказалась, и то, что она к ним прибавила, можно узнать. Поэтому можно узнать и о тех, кто, верно, будут преемниками Чжоу даже и через сто поколений». Здесь Конфуцию приписано мнение, согласно которому при помощи постижения закономерности исторического развития практик древних династий можно представить себе тенденцию будущего их развития и предсказать, какую форму примет церемониал, введенный новой династией. Такой образ мысли со стороны Конфуция, который, в данном случае, показан полностью осознающим факт исторического развития, пожалуй, был несколько слишком передовым и прогрессивным для его времени. Вероятно, мы вправе сомневаться в том, что этот фрагмент действительно фиксирует мысль самого Конфуция.