Депортация - Александр Михайлов

Что касается здравоохранения, то здесь важно, в основном, одно: исключить попадание в систему случайных людей, не имеющих способностей и человеческих качеств, необходимых врачу. Для этого на этапе приёма на учёбу необходим жесточайший тестовый отбор кандидатов, в том числе психологический. Ну не должен в эту систему попадать человек, относящийся к лечению людей, как к ремонту принтеров.

А система начального и среднего образования во многом формирует нормальную полноценную личность.

Если эти системы работают на высоком уровне, то государство и его жители – в порядке! Остальные моменты – дело техники. Если же тренога гнилая, то это уже не государство, а рабовладельческая плантация, обыкновенная выкачка денег из населения в виде налогов, поборов разных в пользу царствующей прослойки. Всё самое сладкое и жирное – наверх. Налоги, как крем с торта, слизывают именинники. А кто у нас в стране именинники?

– Во как! Да ты прямо эталонное общество нам тут в теории построил. Стерильный социализм, – изрёк Твистер.

– Социализм здесь ни при чём? Это стандартный каркас, без которого любому государству каюк, как небоскрёбу на песочном фундаменте. Это мираж, а не государство получается. В целом, если поразмышлять, нарисуется фраза: «Любое государство – это способ угнетения масс». В большей или меньшей степени. Ну, или их обирания. Хотя, с другой стороны, полный хаос – это ещё хуже.

Если бы Никанор знал, что через совсем небольшой промежуток времени он увидит практически воплощённую модель идеального государства! И это будет не фантастический роман.

– Ник, ты так аккуратно всё по полочкам разложил, мы прямо увлеклись, – защебетали девушки. – А о чём бы был твой первый президентский указ? Ну если бы да кабы…

– Да мне даром ваше президентство не нужно, и даже депутатство. У меня другие приоритеты. Вот приклеились!

– Ну пожалуйста, – заныли Лиза и Даниэлла, – представь на пять секунд, что ты президент. – Ну на пять секундочек!

– От вас просто так не отцепишься. Такие вы въедливые.

– Да, мы такие, – в унисон пафосно и строго подтвердили девушки.

– Вот знаете, за что мне больше всего стыдно было, когда Союз распался и республики самостоятельными государствами стали? И до сих пор стыдно.

– За что?

– А за то, что наши великие и самостийные забыли про ветеранов войны. И сколько их там осталось? Я вот смотрю – им всем не сегодня-завтра по стольнику стукнет, оставшимся. Неужели нельзя было им нормальные пенсии дать? Я не говорю уже про других пенсионеров. Но хотя бы ветеранов можно было обеспечить. Они же за нас воевали. Это притом, что у депутатов зарплаты до сорока тысяч. Плюс бесконечные дополнительные выплаты и прочее. Им ком поперёк горла не становится в ресторанах осетрину жрать? Поэтому я первым указом сделал бы пенсии ветеранам войны по тысяче двести долларов, к примеру, и снял бы навсегда этот позор со страны, где защитники Отечества почти нищие ходят.

– Ладно, уважаемые господа, – загрустили Лиза и Даниэлла, – давайте сменим тему. Слишком уж вы серьёзные стали.

– Действительно, что-то мы из отдыхательной тематики вечера как-то выбились. Давайте возвращаться, – поддержал Мигель девушек.

– А запросто, – подхватил вдруг Ильич, делово поправил бабочку и, разбежавшись по паркету, как по взлётной полосе, распахнув в стороны руки и створки стеклянных дверей, ласточкой сиганул в членообразный бассейн. Ник и Мигель взяли виски и, выйдя в патио за нырнувшим Ильичом, уселись на край бассейна. Свесив ноги, они болтали ими в воде. Девушки тоже вышли и ждали, когда всплывёт хозяин особняка. Тот всплыл посреди бассейна и вальяжно подгребал к бортику. В своих мокрых длинных патлах местный олигарх был похож на плывущую по реке ондатру. Он подплыл к ступеням, выходящим из воды, и, шатаясь, поднялся на сушу. С костюма и брюк стекали бурные ручьи, материя дорогого брендового костюма прилипла к телу, и Ильич напоминал пугало после ливня. Его походка говорила о том, что шотландский завод по производству виски работает без брака. Девчонки весело хихикали в стороне, Ильич тоже слегка улыбался, будучи в хорошем расположении духа, а Мигель и Ник следили за падающими звёздами в ночном небе над патио. Мистер Твистер «морской» походкой подошёл к ребятам, присел рядом и меланхолично спросил:

– Пацаны, а хотите, я вам стишок прочитаю? – Сделал паузу и добавил: – Душевный.

– Хотим, хотим! – закричали девушки, стоявшие недалеко. – Вы их не спрашивайте, вы нас спрашивайте. Это мы поэзию любим.

– Почему это только вы? В вашем, Анатолий Ильич, исполнении, мы тоже готовы полюбить поэзию прямо сейчас, – ответили парни.

– Тогда слушайте, только он грустный.

Не пейте синее вино.

Вам всё равно, каким упиться,

А мне дорога вечно снится,

И дали видятся в окно.

Я сохраню глоточек сини,

Когда решусь и укачу,

Её с собой я захвачу,

Как заклинанье от бессилья.

Не пейте синее, прошу,

Не пейте, синь – моя отрава!

В неё я хлеба накрошу

И сам состряпаю приправу.

Один присяду у огня

И синевой стакан наполню.

Закружит пьяного меня

Привычка нелюбимых комнат.

В окно дорога, степь в окно,

Мой загород, моё кочевье,

В стакане синее свеченье…

Не пейте синее вино.

– Вот где поэзия! Как наждачкой по душе. Или вот «Махорку» Чичибабина читали: «Меняю хлеб на горькую затяжку»? Каждый стих – рубец на сердце автора. И не забивайте себе голову всяким пафосным бредом с идеальной рифмой.

Мистера Твистера обволокли аплодисментами.

– Да, Анатолий Ильич. Вы не зря с богемой общаетесь. Просто золотой фонд отечественной поэзии. А автор кто?

– Владимир Мотрич. Был в среде городских авторов легендарной личностью. А этот локальный хит знали даже местные милиционеры, бывало забиравшие автора за не вполне трезвое состояние. Даже они кричали «Бис!»

Девушки, продолжая аплодировать, подошли ближе. Возвращение вечера в развлекательное русло удалось. Потом молодые люди вспоминали, как в разгар первого семестра второго курса их пригласил на свою свадьбу одногруппник. Обитал он в пригороде, и поэтому свадьба была сельской. Для Мигеля Веласкеса, который тоже был приглашён, украинская сельская свадьба была экзотикой, хотя, по правде говоря, и для Никанора тоже. Ник и до этого бывал на свадьбах в деревне, но не на украинских. Дальние родственники у него жили в российской глубинке и, ещё будучи школьником, он как-то ездил погостить к ним вместе с отцом. Это была настоящая российская деревня. Там ещё оставались бревенчатые избушки, и было даже два древних домика с соломенными крышами. Дороги были в основном просёлочные, не асфальтированные, а столбы вдоль них стояли не бетонные, а деревянные. Его впечатлило то, что в качестве свадебного транспорта там использовали обычный грузовик. Привязывали на капот куклу в белом платье, украшали кабину разноцветными лентами, гостей загружали в кузов, и таким образом два-три грузовика ехали по свадебным делам. Например, в сельсовет на роспись. Для городского Никанора зрелище было впечатляющим и в чём-то даже ошеломляющим. Привычным свадебным транспортом в городе были всё-таки «Волги», а не грузовики. Но украинская деревенская свадьба тоже была с изюминкой. Местная публика подкалывала заокеанского гостя и всё-таки развела на стакан водки без закуски, после чего латиноамериканец благополучно угодил ногой в выварку с оливье, заготовленную на веранде для продолжения банкета. Выварка перевернулась, а гость спикировал щучкой дальше, тормознув под полками с солениями, которые стали сыпаться ему на голову. Кто бы мог подумать, что потомок Чингачгука окажется вдруг не под градом пуль бледнолицых, а под солёными огурцами? Перевёрнутая кадушка с квашеной капустой довершила колорит картины, засыпав кудри лежащего Мигеля ошмётками витамина C.