Узы крови - Сидни Шелдон

Однажды, когда Элизабет уже шел тринадцатый год, ее учительница танцев мадам Неттурова объявила, что через две недели у них состоится ежегодный показательный урок в концертном зале и что ученики должны пригласить на него своих родителей. Элизабет была в панике. Одна мысль, что ей придется выступать перед публикой, наполняла ее ужасом. Она этого не вынесет...

Прямо перед мчащейся машиной улицу перебегает маленькая девочка. Элизабет видит это и пытается вырвать ее из когтей смерти. Увы, леди и джентльмены, шины проехали прямо по пальцам Элизабет Рофф, и она не в состоянии сегодня выступить перед вами...

Растеряха-горничная роняет кусок мыла на верхней лестничной площадке. Элизабет, поскользнувшись на нем, падает с лестницы. У нее перелом бедра. «Ничего страшного, – говорит доктор, – через три недели все будет в порядке...»

...О, как сладки были эти мечты! В день открытого урока Элизабет была абсолютно здорова, но на душе у нее скребли кошки. И опять ее выручил Сэмюэль. Она вспомнила, какого страху он натерпелся во время первого «визита» к доктору Уалу и как он поборол в себе этот страх и снова явился к нему. Она не подведет Сэмюэля. Она с честью выдержит предстоящее ей тяжкое испытание.

Элизабет ничего не сказала отцу об открытом уроке. Раньше она честно приглашала его на различные вечера и встречи, на которых обязаны были присутствовать родители, но он всегда был занят.

В тот вечер, когда Элизабет уже собралась идти на свой школьный концерт, домой неожиданно, после десятидневного отсутствия, возвратился отец.

Проходя мимо ее комнаты, заглянул к ней и сказал:

– Добрый вечер, Элизабет.

Затем:

– Ты здорово поправилась.

Она густо покраснела и попыталась втянуть в себя живот.

– Да, папа.

Он хотел еще что-то сказать, потом передумал.

– Как дела в школе?

– Спасибо, нормально.

– Трудности есть?

– Нет, папа.

– Отлично.

Этот диалог уже тысячу раз повторялся раньше, ничего не значащий обряд обмена словами, их единственная форма общения. Как-дела-в-школе-спасибо-нормально-трудности-есть-нет-папа-отлично. Два незнакомца, обсуждающие погоду, не слушающие друг друга и взаимно не интересующиеся мнением другого. «Ну, одному-то из нас даже очень интересно», – думала Элизабет.

Но в этот раз Сэм Рофф не прошел мимо, а остался на пороге, задумчиво глядя на нее. Он привык решать конкретные проблемы и, хотя чувствовал, что здесь явно что-то неладно, никак не мог взять в толк, что именно. И если бы нашелся некто, кто сказал бы ему правду, Сэм Рофф ответил бы ему:

– Не говорите глупостей. У Элизабет нет ни в чем недостатка.

Когда он повернулся, чтобы уйти, у Элизабет вдруг вырвалось:

– Сегодня у нас показательный урок танцев. Но тебе, наверное, неинтересно?

Не успели с ее губ сорваться эти слова, как она сама ужаснулась тому, что сказала. Неужели ей хотелось, чтобы он видел, как она неповоротлива и неуклюжа? Зачем она ему сказала про урок? Но она знала почему. Потому что она будет единственной из всего класса, чьи родители не придут на концерт. «Ну да ладно, – думала Элизабет, – он все равно откажется». Она упрямо тряхнула головой, злясь на себя, и отвернулась. И ушам своим не поверила, когда за ее спиной раздался голос отца:

– Почему неинтересно? Очень даже интересно.

* * *

Зал был переполнен родителями, родственниками и друзьями учеников, принимавших участие в показательном концерте. Танцы шли под аккомпанемент двух стоявших по обе стороны сцены роялей. Мадам Неттурова пристроилась чуть впереди одного из них и громко, так, чтобы публика в зале обратила на нее внимание, отсчитывала такт танцующим на сцене детям.

Некоторые из них были на удивление грациозны, подавая признаки очевидного таланта. Другие демонстрировали больше энтузиазма, чем умения. Программа включала три танцевальных номера из «Коппелии», «Золушки» и неизбежного «Лебединого озера». На «сладкое» было задумано сольное выступление каждой участницы концерта, ее звездный час.

За кулисами Элизабет была ни жива ни мертва от тяжких предчувствий. Она то и дело поглядывала через щелку в зал и всякий раз, видя во втором ряду своего отца, ругала себя последними словами, что вздумала пригласить его сюда. Пока ей удавалось в общих сценах держаться в тени, за спинами других танцовщиц. Но час ее сольного выступления неумолимо приближался. Она чувствовала, что балетная пачка только подчеркивает ее тучность и сидит как на клоуне в цирке, и была уверена, что, когда выйдет на сцену, ее непременно засмеют, – а она, дура, взяла и пригласила на это позорище отца! Утешало же ее то, что соло длилось всего шестьдесят секунд. Мадам Неттурова была неглупой женщиной. Все кончится гораздо быстрее, чем ее успеют толком разглядеть. Стоит ее отцу хоть на минуту отвлечься, как номер ее уже будет завершен.

Элизабет завороженно смотрела, как танцуют другие девочки, и ей казалось, что это танцуют Маркова, Максимова и Фонтейн. И чуть не вскрикнула от неожиданности, когда на ее оголенное плечо легла холодная рука, а в уши проник шипящий голос мадам Неттуровой:

– На пуанты, Элизабет, теперь твоя очередь.

Элизабет хотела сказать: «Да, мадам», но от страха слова застряли у нее в горле. Оба рояля заиграли вступительные аккорды ее сольного танца. Она стояла не шелохнувшись. Мадам Неттурова зашипела ей в ухо:

– Вперед!

Толчок в спину, и она вылетела на середину сцены, полуобнаженная, на посмешище враждебной толпы. Она не смела взглянуть в ту сторону, где сидел отец. Ей хотелось, чтобы все это быстрее кончилось. Она должна была сделать несколько несложных поклонов, жете и прыжков. Следуя тактам музыки, она стала исполнять свое соло, пытаясь внушить себе, что она тонка, гибка и грациозна. По окончании из зала раздались жиденькие, вежливые хлопки. Элизабет взглянула во второй ряд и увидела, что отец, гордо улыбаясь, аплодировал – аплодировал ей, и внутри у нее все как будто оборвалось. Музыка уже давно кончилась. Но Элизабет продолжала танцевать, старательно исполняя плие, жете, батманы и фуэте, вне себя от счастья, полностью преобразившаяся. Ошарашенные аккомпаниаторы, сначала один, а за ним и другой начали подыгрывать в такт ее танцу. За кулисами выходила из себя мадам Неттурова, знаками требуя, чтобы Элизабет немедленно покинула сцену. Но Элизабет, на седьмом небе от счастья, не обращала на нее никакого внимания. Она танцевала для своего отца!

* * *

– Надеюсь, вы понимаете, господин Рофф, что школа не потерпит такого непослушания. – Голос мадам Неттуровой дрожал от гнева. – Ваша дочь пренебрегла всеми правилами приличия, решив, видимо, что она какая-нибудь звезда.

Элизабет чувствовала на себе испытующий взгляд отца, но не смела поднять головы. Она знала, что поступила непростительно глупо, но ничего не могла с собой поделать. Там, на сцене, ею руководило только одно страстное желание: сделать что-то такое, от чего ее отец придет в восторг, что поразит его воображение, заставит обратить на нее внимание, гордиться ею. Полюбить ее.