Узы крови - Сидни Шелдон

Последующие два дня Сэмюэль почти не отходил от Ферд.

– Ты, что ли, влюбился в эту лошадь? – пенял ему отец. – Целыми днями торчишь возле нее.

Сэмюэль пробормотал что-то невнятное. Ему было стыдно, но сказать правду он не решался. Да и зачем было отцу знать правду? Сэмюэлю ведь требовалось совсем немного сыворотки, всего маленький флакончик крови Ферд. И никто от этого ничего не потеряет, размышлял он.

Утром третьего и решающего дня Сэмюэль был разбужен истошными воплями отца. Сэмюэль выпрыгнул из постели, подбежал к окну и выглянул во двор. Отец стоял возле возка и вопил не своим голосом. Лошади впереди возка не было. Сэмюэль наспех оделся и вылетел наружу.

– Момзер! – кричал отец. – Обманщик! Вор! Вор! Вор!

Сэмюэль протолкался сквозь быстро собиравшуюся вокруг отца толпу.

– Где Ферд?

– Ты спрашиваешь об этом меня? – заорал отец. – Ферд умерла. Умерла, как собака, прямо на улице.

Сердце Сэмюэля упало.

– Мы идем себе хорошо, спокойно. Я себе торгую, не бью, не понукаю ее, как некоторые, не хочу сказать кто. И что же ты думаешь? Вдруг она падает замертво. Поймаю того гонифа, что продал ее мне, убью на месте!

Сэмюэль отвернулся. Произошло худшее, чем смерть Ферд. Умерла его надежда. Вместе с Ферд канули в небытие уход из гетто, свобода, красивый дом для Терении и их будущих детей.

Но самое страшное было еще впереди.

На другой день после смерти Ферд Сэмюэль узнал, что доктор Уал и его жена решили выдать Терению замуж за раввина. Сэмюэль ушам своим не поверил. Терения была уготована ему, никому более! Со всех ног бросился он к дому доктора и мадам Уал. Запыхавшись, влетел к ним и, едва отдышавшись, набрал в грудь побольше воздуха и заявил:

– Произошла ошибка. Разве Терения не сказала, что выходит замуж за меня?

Они с изумлением уставились на него.

– Знаю, что мы не пара, – быстро продолжал Сэмюэль, – но она будет несчастна, выйдя за другого, а не за меня. Раввин слишком стар...

– Неббих! Оболтус! Вон! Вон!

Мать Терении чуть не хватил апоплексический удар.

Минуту спустя Сэмюэль стоял на улице, в ушах его еще звенел леденящий душу запрет вообще появляться в этом доме. Ночью у Сэмюэля состоялся длинный разговор с Богом.

– Что ты хочешь от меня? Если Терения не может быть моей, зачем же ты сделал так, что я полюбил ее? Неужели ты ничего не чувствуешь? – в отчаянии подняв к небу лицо, кричал он. – Ты слышишь меня?

И в переполненном людьми доме раздавалось в ответ:

– Мы слышим тебя, Сэмюэль! Заткнись, Бога ради, и дай поспать людям!

На следующий день доктор Уал прислал за Сэмюэлем. Его провели в гостиную, где сидели доктор, мадам Уал и Терения.

– У нас небольшое затруднение, – начал Уал. – Наша дочка, когда заупрямится, сладу с ней нет. Непонятно почему, но она вообразила, что ты ей нравишься. Я не говорю, полюбила, Сэмюэль, потому что молоденькие девушки не знают, что такое любовь. Тем не менее она отказывается выйти замуж за раввина Рабиновича. И желает выйти замуж за тебя.

Сэмюэль украдкой взглянул на Терению, и она улыбнулась в ответ. Он чуть не умер от радости. Но радость эта была недолгой. Доктор Уал продолжал:

– Ты говорил, что любишь мою дочь?

– Д-да, господин доктор, – заикаясь, забормотал Сэмюэль. Затем твердым голосом произнес: – Да, господин доктор.

– Тогда позволь узнать, Сэмюэль, хотел бы ты, чтобы Терения вышла замуж за уличного торговца?

Сэмюэль сразу сообразил, куда клонит доктор. Он вновь взглянул на Терению и медленно сказал:

– Нет.

– А, теперь ты видишь? Никто из нас не хочет, чтобы Терения вышла за торговца. А ведь ты, Сэмюэль, и есть не кто иной, как уличный торговец.

– Но я не всегда им буду. – Голос Сэмюэля окреп.

– А кем ты будешь? – вмешалась мадам Уал. – Ты и весь твой род – уличные торгаши, ими и останетесь. А я не желаю, чтобы моя дочь вышла замуж за торговца.

Сэмюэль в замешательстве смотрел на них троих. Он шел сюда с тревогой и страхом, чувствуя высшую радость и черное отчаяние. Чего же они хотят от него?

– Сделаем так, – сказал доктор Уал. – Мы дадим тебе шесть месяцев, в течение которых ты должен доказать, что ты не просто уличный торговец. Если к концу этого срока ты не сможешь предложить Терении тот уровень жизни, к которому она привыкла, она выйдет замуж за раввина Рабиновича.

Сэмюэль в ужасе смотрел на него:

– Шесть месяцев?

Но за шесть месяцев не становятся богатыми! И уж тем более в краковском гетто!

– Тебе все понятно? – спросил доктор Уал.

– Да.

Даже более чем понятно. Он почувствовал неимоверную тяжесть во всем теле. Ему может помочь только чудо.

Зять семьи доктора должен быть либо врачом, либо раввином, либо, на худой конец, просто богатым человеком. Сэмюэль мысленно подверг анализу каждую из трех возможностей.

Закон запрещал ему стать врачом.

Раввином? Но чтобы им стать, надо начать учиться с тринадцати лет, а ему уже восемнадцать.

Богатым? Исключено. Да работай он хоть по двадцать четыре часа в сутки, продавая на улицах гетто свои нехитрые товары, он и к девяноста годам останется таким же бедняком, как сейчас. Уалы задали ему явно невыполнимую задачу. На первый взгляд они вроде бы пошли навстречу Терении, разрешив ей отложить свадьбу с раввином, но в то же время поставили Сэмюэлю такие условия, которые, они знали, он никогда не сможет выполнить. Терения же – единственная из них всех – верила в него абсолютно. Она была твердо убеждена, что в течение шести месяцев он найдет способ прославиться или разбогатеть. «Она еще более ненормальная, чем я», – в отчаянии думал Сэмюэль.

* * *

Полетели назначенные шесть месяцев. Днем Сэмюэль помогал отцу. Но лишь только смеркалось и длинные тени заходящего солнца ложились на стены гетто, Сэмюэль торопился домой, не жуя проглатывал какую-нибудь снедь и тотчас бежал в свою импровизированную лабораторию. Он изготовил сотни различных по величине доз сыворотки, впрыскивал их кроликам, собакам, кошкам и птицам. Но все они дохли. «Они слишком малы, – отчаивался Сэмюэль, – мне нужно большое животное».

Но его не было, а время неумолимо бежало вперед.

Дважды в неделю Сэмюэль ходил в Краков, чтобы пополнить товары, которые продавал с рук его отец. Стоя на заре перед закрытыми воротами гетто вместе с другими уличными торговцами, он в мыслях был далеко от них, ничего не видя и не слыша вокруг.

В одно такое утро, когда он, по обыкновению задумавшись, стоял перед закрытыми воротами, прямо у него над ухом вдруг раздался грубый окрик: