Всадник - Юрий Валерьевич Литвин

Вера или Присцилла тряхнули своей общей головой, приходя к некоему консенсусу. Он еще не был достигнут, но обе отчетливо понимали, что это лишь вопрос времени.

« Правильно, сначала рожу помыть, потом философия…» Примерно так.

Увидев свое отражение в зеркальной поверхности воды, Вера ахнула, это было ее лицо и в тоже время не ее, то есть, нет, бесспорно, ее, но лет, лет… Короче последний раз такое лицо смотрело на Веру перед выпускным балом в школе. Вера звонко расхохоталась и неожиданно чмокнула Роберту в щеку, девушка покраснела и с некоторым беспокойством поглядела на свою хозяйку. Правда, скорее она покраснела от удовольствия, но это было уже не столь важно.

С одеванием проблем не возникло, ибо вселившаяся в Веру Анатольевну девушка ( а быть может наоборот ) на подсознательном уровне вполне удачно руководила своей подопечной и все части тела довольно быстро и уверенно облачились в необходимые части туалета, не вызвав у горничной и тени подозрения. Вообще, две эти с одной точки зрения разные сущности сумели необъяснимым образом найти поразительную гармонию уже в первые моменты общения, причем без всяких конфликтов с обеих сторон. Как-то само собой получилось, что когда нужно на первый план выходила Вера, а Присцилла действовала и подсказывала ненавязчиво на уровне подсознания, а потом они гармонично менялись местами к вящему удовольствию обеих.

Вера, правда, в данный момент нисколько не обращала внимания на все эти вещи, она просто была в каком-то странном, не поддающемся описанию восторге, от этих новых способностей и ощущений, что даже не испугалась тому, что как-то совсем внезапно обнаружила, что говорит на неком странном языке, напоминавшем английский. Скорее всего, это действительно был английский, глубокими знаниями которого Вера Анатольевна никогда не отличалась. Но похоже, это был какой-то очень уж старый английский потому что в разговоре с горничной Вера не разу не услышала привычных уху слов fack и peach.

Параллельно с одеванием, которое растянулось на довольно приличный отрезок времени, Вера впитывала в себя проснувшиеся в ней знания о событиях жизни Присциллы.

Их было не очень и много-то этих событий, но все связанное с ними постепенно становилось родным, плоть от плоти. И как ни странно, у этих девочек живших в разных столетиях и эпохах оказалось больше общего, чем чуждого, несмотря на вполне понятную разницу в воспитании и образовании.

Например, обе они ненавидели насекомых, причем всех. И обеим нравились высокие голубоглазые брюнеты спортивного (рыцарского) телосложения. И котят они обожали на всех уровнях восприятия до безумия. Впрочем, как и щенят. Но котят все-таки больше. А еще клубничное варенье, фрукты, водопады, просыпаться по утрам от ласковых лучей майского солнца, купание, веселые шутки и изготовление из бумаги разнообразных корабликов. Кстати, спальня принцессы была просто уставлена этими нехитрыми изделиями кустарного промысла. Вот такое вот у Веры получилось чудесное пробуждение, чуть-чуть, правда, ну совсем чуть-чуть тревожило скорое появление неизвестного пока жениха, о котором уже ходили разнообразные слухи, но… В этом было свое… Не знаю, как даже сказать, а потому и не буду, женщины поймут, а мужчинам знать про это не обязательно…

х х х

Модель Лабиринт. Граничные условия расширенные. Свобода выбора особи 25 процентов.

Коновалов медленно шел по бесконечному полутемному туннелю и ему казалось, что бредет он так уже, по крайней мере, несколько сотен лет, неспеша бесцельно и бессмысленно.

Это был лабиринт, здесь не было других противников кроме расстояния, усталости и бесчисленных поворотов и тупичков. Костей, правда тоже не было, и с одной стороны это было странным, а с другой…

Этот гигантский полигон, этот мир кем-то неведомым превращенный в несуразный тренажерный зал жил по своим законам. И законы эти были капитану малопонятны и отчасти необъяснимы, но собственно, и тот мир, из которого Коновалов пришел сюда тоже ведь жил по своим непонятным законам.

Тупо глядя по утрам на восходящее солнце и наблюдая его закат под вечер, каждый, в том числе и Коновалов, задавался мыслями: а зачем это происходит? почему именно так, а не иначе? Почему вообще вода мокрая, а пламя жжет? Здесь присутствовали практически те же самые вопросы, правда, звучали они немного по-другому… Ну типа того, почему мол оживают мертвецы? Почему ночь иногда наступает внезапно, а иногда постепенно? И вода тут не всегда была мокрой… И вообще для чего он существует этот мир?

Коновалову от этих мыслей стало совсем плохо. Проклятый лабиринт, ну кто так строит?

Ужасно хотелось пить, но капитан терпел. У него еще оставалось немного воды во фляге и хотелось ее поберечь, ибо было неясно, когда закончится это глупое кружение. А может быть в этом мире вот так все и заканчивается? Не смертью, смерти здесь для него не было, в этом капитан убедился уже неоднократно, а именно вот так тупо, по кругу, по кругу, без выхода.

Коновалов присел на корточки и словно уснул, впав в забытье, пространство слегка давило, но это тоже уже становилось привычным.

«Интересно,– появилась странная идея,– а если попробовать застрелиться раз нельзя умереть от голода или жажды, и тогда узнать наступит ли желанный финиш?»

Капитан помотал головой, отгоняя это наваждение.

«Противно, как все-таки противно! Эти долбаные экспериментаторы просто вынуждают меня бороться. Да поймите вы уроды, мне уже наплевать! Давно наплевать на вас и ваш гребаный мир! Сдохнуть даже не даете…»

Пришла злость, это было нормально, это было здорово, капитан встряхнулся и поднялся на ноги, прошел до ближайшего поворота.

«Мне плевать на ваши законы! Я установлю свои! Пускай за этим поворотом будет выход!»

За этим поворотом выхода не оказалось, и за следующим тоже. Выход нашелся лишь за четвертым, и он представлял собой банальный видавший виды лифт с черными кнопочками на пульте, зловонной лужей на полу и матерными словами на стенах…

… Это был дом. Огромный и похоже совсем пустой. «Ну, это положим пока», – невесело усмехнулся про себя Коновалов. Сразу за лифтом был пластиковый однообразный коридор, оканчивающийся дубовой дверью, а за ней сразу открывался громадный холл и ХХ-й век здесь заканчивался. Старинная мебель, высокие мозаичные окна, лепной потолок, ковер, на стенах щиты и широкая мраморная лестница, уходящая вверх в полумрак. Дверь за Коноваловым тихо закрылась, и он знал по опыту, что она уже не откроется, но на всякий случай проверил. И понял, что был прав. Куда-то исчез короткоствольный автомат, и капитан снова обратил внимание на стены, где было развешено всевозможное холодное оружие,