Долина забвения - Эми Тан

Она продолжала рассказывать, погрузившись в воспоминания. В своем воображении я видела ее дом, и он все больше обретал цвета и жизнь. Меня ослепила мысль о комнате, стены в которой от пола до потолка заставлены книгами, и о спальне, где рядом с окном растет старый дуб.

Тем временем мать начала вытаскивать из открытого шкафа шкатулки с украшениями. У нее было по меньшей мере по десятку ожерелий, браслетов, брошей и заколок — подарки, полученные за прошедшие годы. Она продала большую часть украшений и сохранила только те, что больше всего ей понравились, самые ценные. Все шкатулки она сложила в свой саквояж. Неужели мы больше не вернемся сюда?

— Когда ты найдешь Тедди, мы вернемся в Шанхай?

Снова неловкая пауза.

— Не знаю. Я не могу предсказывать будущее. Шанхай очень изменился.

Мне в голову пришла ужасная мысль:

— Мама, а Карлотта тоже отправится с нами?

Мама сразу с преувеличенным вниманием повернулась к коробкам со шляпами, поэтому я поняла, каким будет ответ.

— Я без нее никуда не поеду!

— Ты останешься ради какой-то кошки?

— Я отказываюсь ехать, если не смогу взять ее с собой.

— Ладно тебе, Вайолет. Ты откажешься от своего будущего ради кошки?

— Да. Я уже почти взрослая и сама могу решать, что для меня лучше, — поспешно добавила я.

Выражение ее лица стало жестким:

— Хорошо. Если хочешь, оставайся.

Я оказалась в тупике.

— Как ты можешь заставлять меня выбирать? — спросила я осипшим голосом. — Карлотта для меня как ребенок. Она значит для меня столько же, сколько для тебя — Тедди. Я не могу бросить ее! Я не могу ее предать. Она мне доверяет!

— Я не прошу тебя выбирать, Вайолет. Выбора у тебя нет. Мы должны уехать, а Карлотта не может отправиться с нами. Мы не можем изменить корабельные правила. Вместо этого подумай о том, что мы можем и вернуться. Как только мы окажемся в Сан-Франциско, мне легче будет понять, что делать дальше. Но не раньше этого времени…

Она продолжала объяснять, но меня уже захлестнула печаль. В горле застрял ком. Я не могла объяснить Карлотте, почему мне нужно уехать.

— Пока нас не будет, — голос матери едва пробивался сквозь мою завесу печали, — о ней позаботится Золотая Голубка.

— Золотая Голубка ее боится. Никто не любит Карлотту.

— Дочка служанки Снежного Облака — Маленький Океан очень ее любит. Она будет счастлива, если сможет заботиться о ней, пока нас нет, особенно если мы выделим ей на это немного денег.

Да, это правда. Но опасения у меня оставались. Что, если Карлотта полюбит ту маленькую девочку больше, чем меня? Она может совсем меня забыть, и даже если я когда-нибудь вернусь, ей будет уже все равно. Я совсем упала духом.

И хотя мать велела мне выбрать всего четыре платья, себе она решила позволить значительно больше. Она решила, что те два багажных сундука, что у нее есть, недостаточно вместительные и крышка у них округлая, из-за чего их нельзя поставить друг на друга, а это ограничивает объем вещей, которые она может взять с собой. И они были очень старые, еще с тех времен, когда мама приехала из Сан-Франциско. Она позвала Золотую Голубку и поручила ей купить четыре новых багажных сундука, более вместительных.

— Мистер Малакар в прошлом месяце рассказывал, что контрабандой провез из Франции в Бомбей большую партию сундуков «Луи Вюиттон». Они с плоским верхом, как и нужно. Мне также понадобятся две багажные сумки меньшего размера. И скажи ему, чтобы даже не думал подсунуть мне подделку…

Мать бросила выбранные платья на кровать. Их оказалось так много, что стало ясно: она собиралась посещать балы сразу после прибытия. Но потом она позвала Золотую Голубку и попросила ее сказать честно, какие платья ей больше идут: оттеняют цвет глаз, фигуру волосы цвета красного дерева, каким нарядам могут позавидовать американки, а какие могут навести их на мысль, что она распутная женщина.

Золотая Голубка забраковала все ее наряды:

— Ты создала эти платья, чтобы шокировать мужчин и привлекать их на свою сторону. Все виденные мной американки, которые смотрели на тебя в парке, вряд ли испытывали желание восхищенно тебе аплодировать.

Тогда, вместо того чтобы выбирать, мама просто взяла большую часть своих вечерних платьев, все новые наряды и пальто, а еще шляпки. Мои же четыре платья сократились до двух — их мне предстояло носить во время путешествия. Она обещала, что в Сан-Франциско меня будет ждать множество прекрасных нарядов, и они будут гораздо лучше, чем те, что у меня уже есть. Мои любимые книжки тоже, как оказалось, не обязательно брать с собой, как и школьные учебники — им тоже в Сан-Франциско найдется замена, да и учителя у меня там будут гораздо лучше. Мне сказали, что я должна радоваться небольшим каникулам во время путешествия и возможности отдохнуть от учебы.

В мой чемодан она упаковала темно-бордовую шкатулку с моими драгоценностями, еще две шкатулки, которые она достала из выдвижного ящика, два свитка, завернутые в шелк, и еще несколько ценных вещей. Сверху она положила свою накидку из лисьего меха — полагаю, ей хотелось выглядеть романтично, когда мы будем стоять на палубе и смотреть на то, как Шанхай постепенно скрывается из виду.

Ну, по крайней мере вещи мы наконец собрали. Теперь матери оставалось только из сонма своих влиятельных поклонников найти того, кто сможет купить нам билеты до Америки. Она дала Треснувшему Яйцу дюжину писем, чтобы он доставил их адресатам.

Прошел день, потом другой, миновала неделя. Взгляд у матери стал прежним, она больше не походила на лису-оборотня и вернулась в прежнее состояние — активное и раздражительное. Она отдала Треснувшему Яйцу еще пачку писем. Две койки на корабле — все, что нам было нужно. Что в этом такого сложного? Но ответы на ее письма были одинаковыми: ее соотечественники из Америки тоже торопились покинуть Шанхай и тоже обнаружили, что кто-то успел забронировать все места на кораблях на ближайший месяц.

Пока мы ждали, я показала Маленькому Океану, как сделать для Карлотты гнездо из моих шелковых одеял. Океану было восемь лет. Она гладила Карлотту и нашептывала ей:

— Я буду твоей послушной служанкой.

Карлотта замурлыкала и перевернулась на спину. Я видела, как счастлива с ней Карлотта, и у меня защемило сердце.

После одиннадцати дней ожидания в спальню матери без предупреждения вошел Фэруэтер. Он принес хорошие вести.

@@

Я знаю, за что мама когда-то любила Фэруэтера. Он всегда мог ее развеселить. Своими шутками он излечивал ее от беспокойства, заставлял смеяться и давал возможность почувствовать себя прекрасной. Он говорил, что обожает ее за необычную внешность и манеры. Одаривал ее преувеличенно восторженными влюбленными взглядами. Он говорил ей об искренних чувствах, о том, что никогда не испытывал подобного с другими женщинами. И он сочувствовал ей во всех ее бедах. Она клала голову ему на плечо, и он просил ее плакать, пока она не избавится от ядовитого горя. Он разделял с ней возмущение, когда клиенты, которым она доверяла важную информацию, использовали ее во вред ей.