Она и все остальное. Роман о любви и не только - Даниил Гранин

– По-вашему, конечно, диагноз примитивен?

– Не совсем. Но для аналитика сойдёт.

– Между прочим, я только что из Кембриджа. Меня пригласили участвовать в симпозиуме.

– Ого!

Антон не хотел переходить на серьёз. Он оглядел Азу. Жгуче-чёрные глаза под чёлкой, лицо уверенной в себе женщины.

– В таком декольте выступали? Надеюсь, успешно.

Наконец бледные губы её дрогнули в улыбке.

– Между прочим, меня похвалил Стивен Хокинг, он был на заседании.

Хокинг – это было любопытно. Хокинг поговорил с ней немного, минут пять. Он несколько раз был в России. Здороваясь, он протянул палец, один палец – указательный, он сидел в коляске, палец нельзя было пожимать, её предупредили, только тронуть. Палец – единственное, что двигалось в его парализованном теле. Он говорил с ней не открывая рта, голос звучал из коробки синтезатора. Голос был не его, чёткий, доверительный, но не отстранённый, не голос суфлёра. Он сказал, что Россия ему интересна, он будет ещё посещать её.

Привыкнуть к его виду было нелегко, это был не человек, а кусочек, щепотка живого существа, неподвижного, с еле заметными признаками движения. Тёмносмуглая кожа, большие глаза, вся жизнь сжалась в них. Палец помогал через компьютер управлять коляской. Пальцем через компьютер он читал лекции, диктовал книги.

Она посетила его лекцию, посмотрела фильмы о нём, порасспросила студентов. Он был гордостью Кембриджа, такой же, как когда-то Резерфорд и Капица. В какой-то момент она обнаружила в нём тщеславие человека, который достиг невозможного. Он гордился тем, что его книги стали бестселлерами, издавались миллионными тиражами. Она не упрекала его. Он достиг высот и был доволен, это помогало ему двигаться дальше. Он объездил много стран и при всей своей немощи сумел побывать в невесомости в специальном для него приготовленном самолёте, мечтал побывать в космосе. Невероятная его подвижность и деятельность восхищали Азу.

Рассказ её заинтересовал гостей, и вскоре её и Антона окружили. Она заговорила громче. Она, не стесняясь, призналась, что влюбилась в него, почувствовав в нём мужчину. Он, оказывается, был женат дважды, имел троих детей – всё это казалось невероятным, но она видела этих детей, его вторую жену. Она осталась на несколько дней в Кембридже, ходила за его коляской. Да, внешность его не могла привлечь, привлекала громада его духа, могучий ум. Если бы ей предложили…

– Честное слово, – воскликнула она, – я бы пошла за него замуж!

Кто-то засмеялся. Рувим с Арсением переглянулись. Юля шепнула Антону: «Ну, что я тебе говорила?»

Её восхищение не трогало Антона. У него давно уже появились другие кумиры. Хокинг, конечно, уникум, судьба его удивительна, пример поучительный. Интереснее, однако, не то, чего он достиг, а как достиг. Вот это неизвестно. Так же, как непостижим Бетховен. Он оглох, начисто потерял слух и создал Девятую симфонию, гениальную, лучшее из его творений. Как это стало возможным! И сонаты, в том числе Лунную, и песни.

Этот дар человечество получило навсегда. Чёрные дыры наверняка явление существенное для понимания Вселенной. Поняли – жить от этого не легче, не прибыло ни доброты, ни наслаждения? В астрофизике он дилетант. Все здесь тоже дилетанты, а как рады. Потому что Новый год – объяснил он себе. Хорошо, что рады. Улучив минуту, Рувим спросил Антона, как ему Аза?

– Умна.

– А ты не про Бетховена, лучше про неё.

– Можно, если вкратце, без продолжения.

Расходились под утро. На улицах было людно. Жгли фейерверки. Поздравляли, шутили. Все встречные казались хорошими, добрыми. Толстая девица в дублёнке преградила им дорогу, вручила Азе гвоздику.

– Разрешите поцеловать вашего мужа.

– Один раз, не больше, – сказала Аза.

Вышли к Неве. Там начинался рассвет. Розовые облака цеплялись за телебашню. Пьяный парень сидел на парапете и кричал:

– Уроните башню, вандалы!

– Сегодня всё можно, – строго сказал ему Антон.

У Летнего сада лепили снежную бабу, снега было мало, баба получалась снегурочкой. Аза взяла его за руку:

– Родители снабдили меня всем для счастья – здоровье дали, внешность, образование, квартиру. Будь только счастлива. Нет. Нет везения. Всё не то. Милые, воспитанные, а разговора нет. Ни общей мечты, ни общей печали. Скучно.

– У меня тоже бывало, – сказал Антон.

В тёмной половине неба ещё просвечивали звёзды.

Антону вспомнилось изречение Канта: «Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом: звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас».

Ему досталась эта тема на кандидатском экзамене. Поэзия этого изречения поразила его.

– Да, это красиво, – сказала Аза.

Помолчав, она добавила:

– Я догадываюсь, почему вы не дали мне ладонь, у вас кто-то есть.

– Возможно.

– И что-то не ладится.

Антон не ответил.

– Поэтому вам не хочется знать, что будет дальше.

– У вас и без руки получается.

– Другие варианты вас не интересуют? Она единственная во всём мире.

– Вероятно.

– Бедный вы, бедный.

– Это почему?

– Как знать, что мы упускаем. Уверяю вас, нет единственной, есть другие.

Антон подумал и сказал:

– Принимая решение, всегда что-то теряешь.

– Мы, по сути, незнакомы. Хотя мне много про вас рассказывала Юля. Юля

сватала вас, убеждала, что у нас с вами уровень интеллекта одного порядка.

– Я не измерял свой уровень.

– А я уже нажглась. Знаете, женщину заботит будущее. Очаг. Семья. У мужчины иное. Ему важнее сегодня, а нам завтра.

– Может быть… может быть.

Они перекидывались репликами, соревнуясь, точно щёлкали мячиком в пинг-понг.

Как много неустроенных женщин. Одни становятся матерями-одиночками. Хотят иметь ребёнка, потому что это главное назначение женщины, а если ещё есть бабушка – создаётся подобие семьи, где бабушка смягчает безотцовщину. Другие остаются просто одиночками, заводят любовников, отдаются работе, если ей можно отдаться, ходят на концерты, едут на экскурсии, у них проблема – чем наполнить свою жизнь. Большая часть даже не выясняет, что им было предначертано. Каждый человек приходит в мир для чего-то. Природа разумна, но не злокозненна. Есть гении, мало того что их Всевышний одарил, причём дар жалуется с детства, ещё без всяких заслуг, за что его получают – неизвестно, это лотерея.

Антон уже смирился с тем, что он ничем не лучше других, тех же Гринбергов, Балаянов, ничего выдающегося ему не дадено, хотя друзья ждали от него чего-то особенного. Его отличала любовь к поэзии, эту любовь он сохранял с юности, отличал интерес к людям, уверенность в том, что каждый человек чем-то наделён. История с Хокингом вызвала мысль о том, что такого рода несчастье, как его болезнь, заставила Хокинга сосредоточиться на астрофизике, бросив все свои силы на решение проблем этой науки. Такое настойчивое сосредоточение помогает достигать многого, значительно больше, чем обычная жизнь обычного учёного. Несчастье Бетховена привело его к удивительным результатам, так же как и несчастье Хокинга сделало его крупнейшим астрофизиком. Конечно, в случае Хокинга это недоказуемо, но у Антона были ещё примеры. Гении не могут служить примером. Их жизнь может быть полнокровной, такой как у Пушкина, где было всё, и всё это было гармонично, счастливо сочеталось – и его романы, и страсть к путешествиям, к общению, к светской жизни, и то, как он много создал. А Марсель Пруст был прикован к постели. Никому из них Антон не завидовал, он утешал себя тем, что, может быть, природа наделила его легкомыслием или жадностью к разнообразию жизненных богатств.