Пепельное небо - Джулиана Бэгготт

Мама дважды приходила навестить ее. Во время этих посещений она была довольно спокойной, но Лида чувствовала ее гнев. Мама говорила о соседях, о маленьком садике на подоконнике, но однажды она сказала очень спокойно:

— Ты хоть представляешь, чего нам будет стоить твое поведение? Никто не смотрит мне в глаза.

Но в конце каждого визита мама обнимала Лиду, быстро и крепко.

Сегодня мама должна была прийти как администратор, чтобы оценить ее состояние. Она войдет в палату, как и все, кто носит белый халат и маленький наладонный компьютер — щит, скрывающий ее туго затянутую грудь. Под бюстгальтером и плотью ее грудей прячется сердце. Лида знает, что оно там и что оно яростно бьется.

Палата представляет собой небольшую квадратную комнату с кроватью, туалетом и маленькой раковиной. На одной из стен светится фальшивое окно. Лида помнит, как отчаянно ее мама сражалась за это дополнение — прорыв в деле ухода за больными. Она долго спорила с руководством. Кто-то провел исследование и установил, что солнечный свет помогает при психических расстройствах. Разумеется, речь шла не о настоящих окнах. Фальшивое окно излучает свет в соответствии с настенными часами, запертыми в прозрачный ящик. Лида, однако, не верит ни часам, ни окну. Она думает, что пока она спит, временем управляют. Слишком уж быстро оно идет. А может, это просто эффект от снотворного. Чем дольше она остается взаперти в этой комнате, тем более серьезным они находят ее заболевание. Ее шансы выйти отсюда тают на глазах. Помимо снотворного, она принимает бодрящие таблетки по утрам и успокоительное. Хотя она говорила им, что ее нервы в порядке. Но так ли это на самом деле? В этих условиях они вполне ничего. Во всяком случае пока.

Независимо от того, выпишут ее когда-нибудь или нет, на ней лежит пятно позора. Никто не разрешит ей выйти замуж. А если разрешат, то ей не положено будет иметь детей. Не подходит для восстановления населения — конец.

Фальшивый свет в окне мигает, словно мимо пролетает птица. Это часть программы? Почему она вообще подумала, что это птица? В Куполе их слишком мало. Разве что одна случайно могла вылететь из птичника. Но это вряд ли. А она их, часом, не придумала? Или они из глубин ее памяти?

Второе по тяжести после грызущего страха — это прическа. Ее обрили, когда она сюда поступила. Она подсчитала, что потребуется три года, чтобы волосы отросли до прежней длины. Лида знает, что некоторые вернувшиеся из центра девочки первое время носят парики. Их лица с постоянным страхом возвращения болезни и ненатуральный блеск волос превращают их в инопланетянок и пугают всех остальных.

Сейчас на ее голове платок, белый, чтобы подходил к пижаме. Пижама ей велика — на всех один размер. Платок завязывается на затылке, кожа под узлом ужасно зудит, и она засовывает пальцы под ткань, чтобы почесаться.

Лида думает о Партридже. Ее рука в его руке, они идут по коридору обратно в зал, танцевать. Он так внезапно появляется в ее мыслях, что желудок всякий раз сжимается. Она здесь из-за него. Каждый вопрос, который ей задают, так или иначе относится к тому вечеру. Правда в том, что она его совсем не знает. Она повторяет это снова и снова, но ей не верят. Она говорит это и сейчас, в тишине своей камеры. «Я совсем его не знаю». Даже она верит себе с трудом. Жив ли он? Лида уверена, что почувствовала бы где-то глубоко внутри себя, если бы он был мертв.

На часах три, раздался стук, и дверь откроется прежде, чем она успевает ответить. Входит мама в сопровождении двух женщин-врачей. Лида смотрит на мать в надежде прочесть ее эмоции, но та делает вид, что не знакома со своей дочерью. Лицо матери спокойно, как пруд перед Академией. Она смотрит на Лиду, но на самом деле сквозь нее. Взгляд скользит по стене, полу, потом переходит на раковину и снова возвращается на стену.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает врач, та, что постройнее.

— Нормально. Окно помогает.

Ее мать почти незаметно вздрагивает при этих словах.

— Тебе оно нравится? Это было важное новшество для нашей клиники.

— Мы хотим задать тебе еще несколько вопросов, — вступает другая женщина, коренастая, с манерой проглатывать слова. — Мы должны разобраться в природе твоих отношений с Рипкардом Уиллаксом.

— С твоим молодым человеком, Партриджем, — добавляет стройная женщина, как будто Лида не знает, о ком они говорят.

— Всего пара вопросов. Это не займет много времени, — произносит мать. Имеет ли она в виду, что ответы Лиды тоже должны быть короткими?

— Я не знаю, где сейчас Партридж, — говорит Лида. — Я уже всем это объясняла много раз.

Подобных допросов уже было несколько, каждый следующий агрессивнее предыдущего.

— Как ты можешь догадаться, сам Эллери Уиллакс весьма заинтересован в этом деле, — говорит стройная, причем Лида замечает, что простое упоминание этого имени вызывает у нее дрожь. — Ведь речь идет о его сыне.

— Ты могла бы очень помочь в его поисках, — добавляет ее мать, как будто эта помощь стала бы залогом возвращения доброго имени их семье.

Фальшивое окно вновь мигает, словно крыло… или это сбой в программе? Ты можешь помочь в поисках. Он сбежал? Потерялся? Как птичка из питомника. Как птичка из проволоки, которая сейчас, наверное, на выставке в Зале Учредителей, вместе с антиквариатом — кухонными таймерами, ножами и фартуками. Или ее птичку дисквалифицировали, потому что Лида теперь не является студенткой Академии?

— Ранее ты сказала, что показывала ему витрину на Выставке Домашнего Хозяйства, совсем как на обычной экскурсии.

— Но так ли это? Юноша и девушка в темной комнате, играет музыка, — продолжает стройная. — Все мы когда-то были молоды.

Она подмигивает. Лида не отвечает. Она научилась отвечать на вопрос вопросом.

— Что вы имеете в виду?

— Он целовал тебя? — спрашивает стройная.

Лида чувствует, как горячий румянец заливает ее щеки. Он не целовал ее. Это она его поцеловала.

— Вы обнимались?

Лида вспоминает, как его руки мягко держали ее за талию. Ткань платья на животе шелестела. Они танцевали две песни подряд. Полно свидетелей. Мистер Глассингс и мисс Перл присутствовали на вечере. Партридж наклонил голову, когда они танцевали, и она ощутила его дыхание на своей шее. У него за поясом был нож, спрятанный под пиджаком. Поцелуй? Кто-нибудь заметил? Они держались за руки, когда он провожал ее в общежитие. Кто-нибудь смотрел в окно? Может, были еще пары?

— Вне зависимости, нравится он тебе или нет, как ты думаешь, он может испытывать к тебе сильные, глубокие чувства? — спрашивает коренастая.

Глаза Лиды наполняются слезами. Она думает, что нет. Нет, у него нет никаких чувств ко мне. Просто она оказалась рядом. С самого начала вечера он был неприветлив. Он подобрел только потому, что она позволила ему украсть нож из витрины. Для чего ему этот нож? Никто не может ей сказать. И он танцевал с ней, потому что хотел, чтобы они выглядели обычной парой и не привлекали к себе внимания. Они волнуются, что он мертв? Что он сбежал и покончил с собой, как его брат? Лида умоляюще смотрит на мать. «Что мне теперь делать?»