Пепельное небо - Джулиана Бэгготт

— Туда нельзя! — кричит она. — У тебя не выйдет.

Чистый резко оборачивается, но тут его испуганный взгляд останавливается на хрупкой фигурке девушки, и он, очевидно, успокаивается, что она не группи, и не зверь, и даже не солдат УСР, Хотя она сомневается, что он знает, как называются все эти вещи. Чего можно бояться там, откуда он пришел? Именинных тортов, собак в темных очках и новых автомобилей с красными лентами? Неужели он знает, что такое страх?

Лицо парня ясное, кожа гладкая, глаза светло-серые. Прессия не может поверить, что она смотрит на Чистого — настоящего, живого Чистого во плоти.

Раз, два, три, четыре, пять,

Чистый к нам пришел опять!

Шесть, семь, восемь, девять, десять,

Мы должны его повесить!

Из кишок сплетем кушак,

Из волос сплетем канат,

Мыло сварим из костей,

Мыться позовем друзей!

Это первое, что вспоминается Прессии. Дети все время пели эту песню, но никто никогда не думал, что они увидят настоящего Чистого. Никогда. Прессия чувствует что-то легкое, воздушное и трепетное внутри своей груди, запертое в легких, как Фридл в клетке или как самодельные бабочки в ее сумке.

— Мне нужно попасть на Ломбард-стрит, — говорит Чистый, немного задыхаясь. Отличается ли его голос от наших? Более ясный, приятный? Неужели это тот самый голос человека, который не дышал пеплом в течение многих лет?

— Если быть точным, дом десять дробь пятьдесят четыре, Ломбард-стрит. Там длинный ряд домов с резными воротами.

— Не стоит стоять тут у всех на виду, — произносит Прессия. — Это опасно.

— Я заметил.

Чистый делает шаг к ней, а затем останавливается. Одна сторона его лица слегка вымазана пеплом.

— Я не знаю, могу ли я доверять тебе, — говорит он. Вполне справедливые сомнения. Его здорово поколотили группи, неудивительно, что он нервничает.

Прессия выставляет вперед ногу, ту самую, без башмака.

— Я бросила башмак, чтобы отвлечь группи, они собирались убить тебя. Я уже спасла тебя один раз.

Чистый осматривается и подходит к Прессии.

— Спасибо, — благодарит он и улыбается.

Зубы у него ровные и белоснежные, как будто он вырос на парном молоке. Его лицо вблизи выглядит еще более поразительно из-за своего совершенства. Трудно сказать, сколько ему лет. Он кажется старше, чем Прессия, но в то же время ее ровесником. Прессия не хочет пялиться на чужака и опускает взгляд на землю.

— Они бы разорвали меня на части. Надеюсь, что я стою потерянного башмака.

— А я надеюсь, что мой башмак не потерялся, — говорит Прессия, отворачиваясь от него немного, так, чтобы он не видел обожженную сторону лица.

Чистый начинает теребить ремешки своей сумки.

— Я помогу тебе найти башмак, если ты поможешь мне найти улицу Ломбард.

— Это не так-то просто — найти здесь какую-нибудь улицу. Мы по ним не ходим.

— Куда ты бросила башмак? В каком направлении? — спрашивает Чистый, возвращаясь на улицу.

— Не стоит, — говорит Прессия, хотя башмак ей очень нужен, ведь это подарок деда, может быть, последний подарок от него. Она слышит шум грузовика на востоке, а затем еще одного в противоположном направлении. И еще одного где-то неподалеку, или это просто эхо? Чистого не должны увидеть здесь. Это небезопасно.

— Забудь про него.

Но парень уже на середине улицы.

— Куда именно? — громко спрашивает он и широко расправляет руки, указывая в противоположных направлениях, как будто собирается стать живой мишенью.

— В бочку для мазута, — быстро отвечает Прессия, просто пытаясь поторопить его.

Чистый оглядывается и, увидев бочку, бежит к ней. Он обходит вокруг бака и наклоняется. Когда он появляется вновь, в руке у него башмак. Он держит его высоко над головой, как приз.

— Стой, — шепчет Прессия, желая вернуться в тень.

Чистый подбегает к ней и опускается на колено.

— Вот, давай свою ногу.

— Я сама справлюсь, — смущенно шепчет Прессия.

Ее щеки заливает краской. Она одновременно смущена и зла на него. Что он о себе возомнил? Он Чистый, рос в целости и сохранности, все ему легко давалось. Она может надеть свой башмак сама. Она же не ребенок. Прессия наклоняется, выхватывает из рук Чистого башмак и надевает его.

— Ну что, наш договор в силе? Я помог тебе найти башмак, а ты поможешь мне найти Ломбард-стрит или то, что когда-то было Ломбард-стрит.

Прессии становится страшно. Совершенно ясно, что он — Чистый и что находиться рядом с ним слишком опасно для нее. Новость о его появлении будет неумолимо распространяться, и когда люди обнаружат, что Чистый действительно среди них, он точно станет мишенью — с разведенными руками или нет. Для некоторых он может оказаться даже кем-то вроде козла отпущения. Он олицетворяет собой всех людей из Купола, богатых и счастливых, кто бросил их на страдания и смерть. Другие захотят схватить его, чтобы потребовать выкуп. И УСР захочет его поймать, чтобы вызнать секреты или использовать его в качестве приманки.

И у нее есть свои причины интересоваться им, не так ли? «Если есть выход, значит, есть и вход», — так сказала старуха, и, возможно, она права. Чистый может оказаться полезен для Прессии. Возможно, он знает способы, как повлиять на УСР, и ей не придется сдаваться им в штаб-квартиру? Возможно, даже получится договориться с ним о лечении деда.

Прессия поправляет рукава. Но, наверное, Купол будет искать его? Что делать, если они захотят его вернуть?

— У тебя есть чип? — спрашивает она.

Чистый потирает затылок.

— Нет, — качает он головой, — мне его не вживили в детстве. Я чист, как и в тот день, когда родился. Можешь проверить, если хочешь.

Чип всегда оставляет след в виде бугорка, как шрам.

Прессия качает головой.

— А у тебя?

— Есть, но он не работает. Просто мертвый чип, — отвечает она. Прессия носит длинные волосы, чтобы скрывать небольшой шрам. — Чипы все равно здесь не работают. Странно, все хорошие родители вживили их своим детям.

— Ты хочешь сказать, мои родители были плохими? — спрашивает Чистый с долей иронии.

— Я вообще ничего не знаю о твоих родителях.

— Тем не менее чипа у меня нет. Ты это хотела узнать? Ты вообще собираешься помогать мне? — неожиданно сердито восклицает парень.

Прессия не знает почему, но ей нравится мысль, что она может раздражать Чистого. Это дает ей определенное преимущество перед ним.

Она кивает.

— Нам придется воспользоваться старыми картами, и я знаю кое-кого, кто сможет нам помочь. Я как раз шла к нему, могу взять тебя с собой.