Биография Шерлока Холмса - Ник Реннисон

Парнелл, в немалой мере благодаря закулисной работе Холмса, был полностью оправдан. Он не только получил извинения с компенсацией от «Таймс», но и был встречен овацией (в которой главный тон задавал Гладстон), когда вошел в зал Палаты общин.

Пока реальная жизнь Холмса с сопутствующей ей вереницей убийств, шпионажа и скандалов шла своим чередом, его поразительному бытию на печатных страницах предстояло вот-вот начаться. Если только Уотсон не привирает задним числом, мысль увековечить свершения своего нового друга возникла у него после первого же расследования, свидетелем которого он стал и которое описал позднее в «Этюде в багровых тонах».

Вполне возможно, что Уотсон записал историю, приключившуюся в Лористон-Гарденс, вскоре после того, как Холмс открыл истинную причину смерти Дреббера, а затем Стэнджерсона, но, не представляя, как ее опубликовать, убрал рукопись в ящик своего стола в квартире на Бейкер-стрит. Теперь ему предстояла встреча с человеком, способным посодействовать публикации.

Принятое Уотсоном в последнюю минуту решение присутствовать на банкете врачей в Гилдхолле (лондонской ратуше) в ноябре 1885 года имело грандиозные последствия. За столом с ним рядом сидел доктор, приехавший в столицу из Саутси, вблизи Портсмута.

Это был молодой шотландец по имени Артур Конан Дойл, родившийся в Эдинбурге 22 мая 1859 года и происходивший из семьи художников и иллюстраторов – его дядя сотрудничал в сатирическом журнале «Панч», а дед был политическим карикатуристом.

Как католик, Дойл получил образование в школе иезуитов в Стонихерсте, а затем вернулся в родной город изучать медицину в Эдинбургском университете.

Б́ольшую часть жизни юного Дойла омрачило горькое падение его отца Чарльза Олтемонта Дойла, хронического алкоголика. Лишившись места на государственной службе, Дойл-старший годы и годы проводил в приюте для умалишенных или в мансарде фамильного дома – обуза для всех окружающих.

Окончив университет, Дойл недолгое время плавал судовым врачом на пароходе, курсировавшем между Ливерпулем и западными берегами Африки.

Затем он принял предложение сокурсника Джорджа Терневайна Бадда открыть совместную практику в Плимуте. Решение это оказалось катастрофическим. Бадд не только был шарлатаном с завиральными идеями о том, как возвращать здоровье пациентам, но и не стеснялся тратить чужие деньги, будто собственные. Дойл, к счастью, сумел вырваться из когтей Бадда и со временем открыть собственную практику в Саутси.

С первой же встречи Уотсон и Дойл обнаружили, что у них много общего. Шотландские предки Уотсона и то обстоятельство, что волей случая оба были связаны с Саутси, конечно, обеспечивало их темами для разговора.

Хотя это вряд ли выплыло при первой встрече, но в жизни обоих были схожие мрачные тайны. Оба знали, что такое алкоголик в семье. Пьянство сгубило старшего брата Уотсона. Характеристика, данная ему Холмсом в «Знаке четырех», хотя и представляла собой одну из эффектных демонстраций дедуктивного метода, мучительно точно подводила итог короткой и неудачной жизни Генри Уотсона:

Отец Дойла утопил свой талант художника в алкоголе и после долгих лет в приютах и частных лечебницах умер в 1893 году.

Когда именно в тот вечер Уотсон впервые упомянул необычайного человека, с которым делил квартиру на Бейкер-стрит, мы узнать не можем. Дойл, однако, без сомнения, был сразу заинтригован. Ведь он не только старался преуспеть во врачебной практике, его вдобавок снедало желание стать писателем.

Первый рассказ Дойла «Тайна Сэсасской долины» появился в эдинбургском «Чэмберс джорнел», когда автор его был еще студентом. И он продолжал пополнять свой довольно-таки скудный достаток врача, посылая рассказы в разные журналы, каковых тогда имелось немало.

На момент знакомства с Уотсоном величайшим литературным успехом Дойла был рассказ «Сообщение Хебекука Джефсона», опубликованный анонимно в журнале «Корнхилл» в 1883 году. В отличие от других его опусов, оставшихся незамеченными, этот вызвал полемику.

Сюжет был вольно построен на таинственном, а теперь и легендарном исчезновении капитана и команды «Марии Селесты». Английский чиновник, причастный к судьбе этого судна, приняв беллетристику за изложение реальных фактов, дико возмутился. Кипя от негодования из-за того, что рассказ – «чистейшие выдумки от начала и до конца», и рассуждая о вреде, который он причинит, чиновник поставил себя в глупейшее положение.

Однако такая реакция стала невольной данью восхищения воображению Дойла и привлекла внимание к «Сообщению Хебекука Джефсона», какого иначе оно не заслужило бы. Памятуя об этом, Дойл вполне мог высматривать другие истинные истории, чтобы потом навести на них литературный глянец. В странном друге Уотсона он сумел угадать нужный потенциал.

Несомненно, в течение нескольких недель после первой встречи с Уотсоном Дойл подумывал самостоятельно написать рассказ, основанный на том, что он услышал от своего нового знакомца. Сохранились заметки, сделанные рукой Дойла, в которых значатся вполне прозрачные псевдонимы сыщика (Шеррингфорд Холмс) и Уотсона (Ормонд Сейкер).

После еще одного обеда с Уотсоном, во время которого доктор показал ему свой рассказ, Дойл, верно оценив достоинства прочитанного, отказался от своей задумки и согласился взять на себя роль литературного агента Уотсона.

Скорее всего, он нисколько не огорчился из-за решения самому не писать истории про Холмса. Конан Дойл всегда верил, что его истинное призвание – исторические романы, и до конца жизни больше всего гордился не своей связью с Холмсом и Уотсоном, но произведениями вроде «Белого отряда» и «Приключений Михея Кларка».

«„Белый отряд“, – как-то заявил он, – стоит сотни шерлокхолмсовских историй». В статье, опубликованной одним американским журналом аж в 1923 году, он все еще утверждал: «Я убежден, что, если бы никогда не брался за Холмса, который заслонял собой мои более значимые произведения, мое положение в литературе было бы в настоящий момент более высоким».

Однако в 1880-х имя Холмса не осияла еще та слава, которая окружает его теперь. И Конан Дойл, что бы он ни утверждал позднее, был не прочь взять на себя обязанности литературного агента Уотсона.

Современных читателей изумляют трудности, с которыми столкнулся Дойл в поисках издателя для рукописи, врученной ему Уотсоном. Как могли издатели проглядеть ее потенциал? Однако посланный летом 1886 года нескольким издательствам «Этюд в багровых тонах», как эти двое озаглавили повесть, не вызвал никакого интереса, не говоря уж о желании опубликовать это сочинение. Издатель по фамилии Эрроусмит вернул рукопись в июле того же года. Ничего лучшего Дойл не добился и у других.