Сибирь и сибиряки. Тайны русских конкистадоров - Александр Александрович Бушков

московские власти никаким репрессиям своих первопроходцев не подвергали, но за все их труды отделывались грошовым вознаграждением…

Теперь самое время вспомнить строчки Владимира Маяковского, ныне полузабытого и, насколько я знаю, исключенного из школьных программ по литературе. Меж тем, по моему личному убеждению, это был один из крупнейших русских поэтов XX века (ну, изрядную часть своей жизни – советских, но разве в том суть?).

Слава,

слава,

слава героям!

Впрочем,

им довольно воздали дани.

Теперь поговорим о дряни…

Речь пойдет именно что о дряни – о злоупотреблениях, махинациях и прочих грязных делишках сибирских воевод. Как часто в истории криминала случается, там немало интересных фактов, заслуживающих рассмотрения.

Русские воеводы испокон веку путали свой карман с государственным – особенно те, кто управлял на отдаленных территориях, куда добираться нужно месяцами. Сие – не русское изобретение и не только русская привычка: тогдашние заграничные коллеги воевод вели себя в точности так же. Разве что с учетом национальных особенностей. Скажем, испанские губернаторы в американских владениях короны изобрели свой способ набивать карман – с учетом специфики места и времени. Испанские владения, как уже писалось, часто подвергались пиратским набегам англичан, грабивших прибрежные небедные города дочиста.

Точнее, почти дочиста. Изобретательные губернаторы в отчетах об очередном нападении изрядно завышали количество утраченных денег и всякого добра. Куда уходила «разница», объяснять, я думаю, не стоит. Самое занятное, что эти махинации обнаружились только в XX веке, когда дотошный историк, роясь в архивах, сравнил размер убытков, указанный в губернаторских отчетах, с грузоподъемностью пиратских кораблей. Понадобились не столь уж сложные арифметические подсчеты, чтобы быстренько доказать: пиратские корабли, окажись они нагружены добычей в указанных губернаторами размерах, пошли бы ко дну, жалобно булькнув, еще в портах. Вот только прошло добрых триста пятьдесят лет, и все губернаторы-лихоимцы пребывали в местах, недоступных юстиции и прессе…

Своя специфика была в Африке. Тамошние прохвосты, облеченные немалой властью на местах, применяли свой творческий метод. В то время стала широко распространяться работорговля. Оборотистые прохиндеи крали негров целыми партиями, продавали на сторону, а в заморскую град-столицу с честными глазами отписывали: очередной караван невольников, которым предстояло отправиться в американские колонии, перехватили по дороге жуткие дикие людоеды – и, несомненно, сожрали всех до последнего человека. Самое забавное, что какое-то время такие отмазки прокатывали. Вообще-то людоедство в Африке было не так уж и широко распространено, гораздо больший размах оно (и в XX веке) приняло на Новой Гвинее и других близлежащих островах (почитайте или перечитайте Джека Лондона). Однако Африка лет триста пятьдесят назад была изучена крайне плохо (еще в начале XX века кое-кто всерьез верил в россказни о деревьях-людоедах из африканской глуши), так что сходили с рук любые сказочки.

Однако со временем то ли центральные власти сами догадались, что их вульгарно дурачат, то ли кто-то исполнил гражданский долг и настучал. Начались серьезные ревизии, и доходный бизнес поневоле пришлось свернуть…

На Руси воеводы испокон веков с простодушным цинизмом считали, что подведомственные им области даны «в кормление». И «кормились» вовсю, при любой возможности путая свой карман с государственным. Резко поплохело им только при Иване Грозном – ломая через колено боярскую вольницу, он предпринял ряд весьма толковых мер, в том числе создал систему «сдержек и противовесов», ограничивших воеводский произвол и казнокрадство. Согласно особому царскому указу, все жители того или иного региона на общих собраниях (где участвовали и крестьяне, в те времена отнюдь не бесправные) выбирали доверенных лиц, а те контролировали работу воевод и имели право сообщать о любом компромате непосредственно царю. С воеводами, препятствовавшими выборным или пытавшимися их как-то притеснять, Грозный разбирался быстро и жестко.

Самоуправство и коррупцию воевод это изрядно поубавило. Вот только эта система так никогда и не была введена в Сибири – ни малейшего контроля за тамошними воеводами просто-напросто не существовало. К тому же у воевод имелись возможности для получения неправедных доходов, не существовавшие в России, – опять-таки своя специфика.

Главных источников дохода имелось два. Именно воеводы выдавали «лицензии» на добычу пушного зверя, рыбную ловлю, вообще на любой промысел. Естественно, за редчайшими исключениями, не было прекраснодушных идеалистов, выписывавших бы «лицензии» бесплатно. Второй распространенный способ – долго, порой годами и годами не выплачивать «служилым людям» жалованье, не выдавать причитавшиеся им зерно и соль. Были возможности и для других интересных махинаций, например, с ясаком, часть которого (как легко понять, лучшая) в «закрома Родины» не попадала, а улетучивалась неизвестно куда – вернее, очень даже известно. Эта практика сохранилась, кстати, и в XX веке – ясак с «инородцев» брали вплоть до революции, а контроля над выезжавшим его собирать чиновным народом практически не было. Ситуация подробно и достоверно описана в романе В. Пикуля «Богатство».

Одним словом, воеводы резвились на всю катушку, благо до центральной власти было немногим ближе, чем до Луны, и любая ревизия добиралась бы месяцами – за это время можно и привести в порядок отчетность, и изобразить полное благолепие в делах. А можно еще и занести соболишек дьякам Сибирского приказа – там тоже сидели не бессребреники.

Хватало всякого. Даже на фоне повальной коррупции резко выделялась парочка томских воевод, Матвей Ржевский и Семен Бартенев. Эти ребята лихоимствовали так, что заняли бы первое место во всесибирском конкурсе вороватых воевод, вздумай его кто-нибудь проводить. Уникальные были экземпляры. Тогдашний томский летописец назвал их – «заворуи». Действительно, заворовались так, что оторопь берет.

«Лицензии», конечно. И «задержки зарплаты», из-за которых тридцать казаков из составлявшей томский гарнизон сотни «от тех насильств утекли неведомо куды», спасаясь от голодной смерти. Это не преувеличение – зафиксированы случаи голодной смерти в Томске среди служилых людей.

В конце концов не выдержал даже многолетний сообщник воевод подьячий Кирилл Федоров. Сохранилось подробное описание событий: «Тот Кирилка без шапки на улицу выскочил и орал, и вопил, и в сполошной колокол бил, и являл на Семена да Матвея государево дело, де они Матвей да Семен служилым людям царскова денежнова и хлебнова жалованья не дают, а морят их голодом, а сами де тою государевою казною владеют и торгуют, и называл их ворами, де от их воровства ясашные земли отложились и люди в городе умирали».

Не выдержавший беспредела «Кирилка», собственно говоря, объявил «государево слово и дело» – это означало, что выкрикивавшему такое известно об особо тяжких государственных преступлениях и его надлежит немедленно доставить к властям. В России это исправно работало – а