Ее величество кошка - Бернард Вербер

Как я погляжу, принцип безумной жабы имеет свои недостатки.

С вершины очередного бугра Натали озирает окрестности. Отсюда видно гораздо лучше.

Натали и Пифагор совещаются при помощи смартфона, потом Пифагор говорит мне:

– Перед нами Версальский дворец.

– Что это такое?

– Самый большой и самый величественный дворец человеческих властелинов прошлого.

Натали достает из рюкзака бинокль. Согласно ее разъяснениям, с помощью этой штуки можно издали разглядеть, что происходит в этом поселении. Она долго смотрит в бинокль, потом достает еще один, поменьше.

– Это детский бинокль из покинутой жильцами квартиры на острове Сите. Она захватила его для нас, – говорит Пифагор.

Он сжимает инструмент лапами, подносит к глазам и застывает так надолго, что я начинаю нервничать.

– Там тьма крыс.

– Дай мне, я тоже хочу посмотреть! – нетерпеливо мяукаю я.

Я подношу круглые окошки к глазам, служанка вертит колесики – и происходит ужасное: я оказываюсь в самой гуще крысиного полчища!

У меня останавливается сердце. Я отрываю от глаз ужасный предмет и прячусь вместе с Натали и Пифагором за холмиком.

Раз – и я перенеслась прямо туда! Но как?

Я опять подношу к глазам бинокль, опять попадаю в гущу крыс, опять готова отшвырнуть гадкий предмет.

– Что это такое?!

– Не волнуйся, Бастет, это зрительная иллюзия. Тебе кажется, что ты совсем рядом с тем, за чем наблюдаешь, но на самом деле ты далеко, – успокаивает меня сиамец.

Я сглатываю. У людей не отнимешь их умение делать ловкими руками разные невероятные штуковины, секрет которых мы, кошки, должны любой ценой постигнуть.

Натали, понимая мою растерянность, гладит меня по голове и предлагает снова воспользоваться биноклем. Я делаю глубокий вдох и смотрю уже более спокойно.

Натали еще раз что-то подкручивает, и картина становится панорамной. Теперь я вижу Версальский дворец целиком. Так это его пленная крыса назвала большим домом? Да уж, поразительный размах!

Я сама настраиваю бинокль и различаю все детали, как будто подошла к дворцу вплотную: решетки, статуи, стены со скульптурами – и бесчисленных крыс, заполнивших весь первый этаж и двор.

Первое, что я выношу из своего наблюдения, – это что крыс теперь не тысячи и даже не десятки тысяч, а сотни тысяч. Второе открытие – их резко возросшая организованность. По центру двора торчит пирамида высотой несколько метров из круглых светлых камней с площадкой наверху.

Присмотревшись, я убеждаюсь, что пирамида сложена вовсе не из камней.

Не может быть!

Это же человеческие черепа! По моему позвоночнику пробегает дрожь.

Я силюсь прийти в себя и опять подношу бинокль к глазам, увеличивая изображение.

Вот и белый крысеныш, его тащат шестеро крыс. Все перед ними расступаются. Он лезет на гору из черепов и садится наверху.

Это он самый, Тамерлан.

Он мельче, чем я предполагала, глаза красные, словно кровью налились. Расстояние не мешает мне разглядеть «третий глаз» у него на лбу. Держится он надменно. Все крысы вокруг него опускают уши в знак покорности.

Белый грызун издает свист, в ответ звучит общий свист той же тональности – резкая, противная звуковая волна. Потом Тамерлан встает на задние лапы и застывает в этой позе, как будто она для него естественна.

Он опять свистит, еще резче, чем в первый раз, – и вся крысиная армия дружно принимает такую же вертикальную стойку и отвечает ему таким же свистом.

– Лучше здесь не задерживаться, – говорит Пифагор. – Их столько, что должны быть и часовые, которые наверняка совершают обходы. Если они нас найдут, нам несдобровать.

Я его не слушаю – слишком захвачена открывшейся моим глазам картиной: новым крысиным царем, белым красноглазым зверьком, попирающим пирамиду из человечьих черепов. Мне кажется, он произносит речь.

– Видел складку у него на лбу? – спрашиваю я Пифагора. – Она меньше, чем у тебя. Как ты это объясняешь?

– У меня классический USB-порт, а него – микро-USB, более современный, меньшего размера. Уносим ноги, Бастет! Скорее!

– Подожди, дай наглядеться на наших врагов.

– Раз мы их видим, они тоже, наверное, могут нас увидеть.

– Мы далеко, а у них нет биноклей.

Пифагор показывает на что-то кончиком хвоста. Я смотрю в ту сторону и вижу бегущих к нам крыс, не меньше сотни.

На этот раз я признаю правоту сиамца. Мы кидаемся наутек, но путь нам преграждает другая крысиная стая.

Я категорически отказываюсь попадать в плен после всего того, что нам пришлось пережить, чтобы оказаться здесь!

Мы бежим во весь дух и отрываемся от преследователей. Чтобы не подвергнуться нападению ночью, мы залезаем на дерево.

Натали, правда, предпочитает остаться внизу – боится упасть с ветки во сне. Я утешаю себя мыслью, что в случае нападения крыс она закричит, ее крик нас разбудит, и мы сможем удрать.

Наконец-то мы с моим спутником можем полежать спокойно. Я смотрю в его прекрасные синие глаза.

– Сдается мне, мы имеем дело с очень грозным крысиным царем…

– Нам не спастись, – завершает он мою мысль.

Мы вылизываем друг дружку, чтобы набраться уверенности, потом прижимаемся друг к другу и сплетаем хвосты. Я не разделяю пессимизм Пифагора. Пока я жива, остается надежда, говорю я себе. Пока со мной этот сиамец, мы можем одержать победу.

По мне, Пифагор – красивейший и умнейший из всех котов, которых я встречала.

Древнегреческий ученый Пифагор известен своей теорией о соотношении сторон прямоугольного треугольника: квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Но Пифагор прославился не только этим. Достаточно сказать, что он изобрел слова «философия» и «математика», а также музыкальный строй, называемый Пифагоровой гаммой.

Его семья происходила с острова Самос. Мать, считая себя бесплодной, отправилась за советом к дельфийской Пифии и услышала предсказание оракула о скором рождении у нее необыкновенного ребенка. Поэтому новорожденный получил имя Пифагор, что значит «предсказанный Пифией».

Пифагор появился на свет в 570 году до нашей эры. Еще в детстве он был очень красивым и очень спортивным. В 17 лет он виртуозно играл на арфе и на флейте и побеждал в соревнованиях по кулачному бою в Олимпийских играх.

Однажды отец, ювелир, отправил его в Египет с заказанными жрецами храма в Мемфисе кольцами. Юноша постиг за время этого путешествия египетские премудрости. В это самое время страна подверглась нападению персидской армии Камбиса II. Молодой Пифагор, страдая от бессилия, наблюдал за разграблением храмов, за публичной казнью бывшего фараона, жрецов и аристократов… Он вовремя сбежал в Иудею (нынешний Израиль). Там иудейские священнослужители посвятили его в таинства своей веры.