Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская

* * *

Самый первый редакционный компьютер-ноутбук появился в «СЭ» именно тогда. Его привезли в редакцию вместе с человеком по имени Антон, который должен был за пятнадцать минут (именно столько оставалось до отъезда в аэропорт) научить меня отправлять репортажи из Лиллехаммера на редакционный факс. Накануне я простудилась. И, сидя перед компьютером с температурой 39,5 (мысль о том, чтобы отказаться от поездки, не приходила в голову в принципе), глядя на плывущие в глазах клавиши черной машинки и подключенные к ней телефонные провода, тщетно пыталась вникнуть в смысл объяснений компьютерщика. В голове тяжело стучало: «Ан-тон… Тон… Тоновый набор… В Норвегии – тоновый набор…»

В Лиллехаммере в соседках по жилью у меня оказалась замечательная компания: легендарные четырехкратные олимпийские чемпионки по лыжным гонкам Галина Кулакова и Раиса Сметанина, а также еще более легендарная конькобежка, шестикратная олимпийская чемпионка Лидия Скобликова. Лыжницы – вообще народ запасливый. Но впервые я имела возможность убедиться в этом именно в Норвегии, когда Кулакова, едва поставив чемоданы на пол, стала деловито извлекать из рюкзака и водружать на массивный хозяйский стол солидные шматки завернутого в марлю сала, пакеты с гречкой, тушенку в промасленных железных банках, копченую колбасу, лук… Нашлась даже банка с малиновым вареньем, которая тут же была пущена в ход. Громадной кружкой чая, в который для надежности лечения плеснули водки, соседки незамедлительно принялись выбивать из меня остатки простуды.

Хозяева дома – пожилая норвежская чета, которые на время Игр освободили для гостей большую часть дома, а сами перебрались в подвальный этаж, взирали на все это с уважением: на севере Норвегии умеют ценить обстоятельность быта.

Одна из главных проблем заключалась для меня в том, что добираться до основного пресс-центра Игр от расположенной на вершине горы деревушки, где поселились русские туристы, приходилось более часа. Причем половину этого времени занимал пеший спуск к ближайшему шоссе, где возле олимпийского хоккейного катка несколько раз в день останавливался бесплатный автобус для аккредитованной прессы.

Наутро после пробуждения я помчалась туда вприпрыжку. До обеда промаялась с разного рода организационными делами: получила аккредитацию, встретила старых друзей-журналистов, обзавелась кучей новых знакомств, набрала множество каких-то журналов, пресс-релизов и прочей полезной информации в виде транспортных и тренировочных расписаний. С учетом того, что соревнования по фигурному катанию проводились в Хамаре, ехать, как выяснилось, нужно было с пересадкой, а общее время в пути составляло порядка трех часов, опаздывать на транспортные узлы не следовало ни в коем случае.

Ближе к вечеру я заторопилась обратно в свою деревню. На последнем автобусе добралась до уже знакомой хоккейной коробки и, обогнув ее, начала подниматься в гору по натоптанной широкой тропе.

Спустя полчаса в сумерках начали зажигаться окна заснеженных домиков. Еще через несколько минут я обнаружила, что огнями уже усеян весь склон. Именно в этот момент, кляня себя за идиотизм, я отчетливо поняла, что продолжаю карабкаться вверх, не имея на самом деле ни малейшего понятия, как называется моя деревня и в каком направлении двигаться дальше.

Прошел еще час, а может, и больше. Рюкзак, в котором помимо компьютера лежали несколько килограммов набранных в пресс-центре бумаг, давил на спину, как каменная плита. Попытка замедлить шаг обернулась тем, что я тут же дико замерзла, поскольку пуховая куртка изнутри уже успела как следует промокнуть от пота. От ветра по щекам непроизвольно текли слезы, которые тут же приходилось вытирать обледеневшей варежкой, чтобы щеки не покрывались коркой льда.

Еще через какое-то время я все-таки остановилась. Сползла в ближайший сугроб (постучаться в какой-то из нереально красивых и оттого необитаемых с виду домиков мне даже не пришло в голову) и беззвучно заплакала, понимая, что мне уже все равно…

Именно в этот момент двери дома, который располагался метрах в ста от моего сугроба, распахнулись, и оттуда с характерным гиканьем на слегка освещенное крыльцо вывалились три здоровенных мужика в спортивных костюмах. Зачерпывая снег горстями, они принялись кидаться им друг в друга, сопровождая свои действия до боли знакомыми русскими словечками. Я из последних сил заставила себя подняться и выбраться на дорогу.

– Ребята!

– О, гляньте, мужики, баба!!! Точно – баба!

– Ребятки, миленькие, какое счастье, что вы на улицу-то вышли!

Ответом мне была повисшая над склоном на несколько секунд мертвая тишина и обескураженно-сдавленный голос кого-то из живописной троицы:

– Оп-ля… она, кажется, русская…

Спасителями оказались хоккеисты из нашей же многочисленной ветеранской делегации. В отличие от меня, они за минувший день успели ознакомиться с местностью достаточно надежно, чтобы в пять минут доставить меня по нужному адресу.

* * *

Слава Богу, до первой передачи материалов в редакцию был трехдневный запас времени. Два дня я честно глотала слезы в пресс-центре, безуспешно пытаясь оживить черный ящик. Потом вдруг получилось. Все, кроме передачи. Промаявшись полтора часа у телефона, я совсем уж было собиралась зареветь по новой, непроизвольно отметив при этом, что рыдания по любому поводу от собственной беспомощности уже начинают превращаться в привычку, как вдруг услышала иностранную речь: «Эй! А почему ты не вставишь телефонную карточку в аппарат? Тебе одолжить?»

Столько, сколько в Лиллехаммере, я больше не писала никогда в жизни. Молотила по клавишам при любой возможности – в автобусе, столовой, на трибуне. И отправляла, отправляла, отправляла. По утрам, когда в пресс-центре раздавался дежурный звонок из «СЭ» и голос главного редактора произносил вместо приветствия: «Ну ты даешь!..» – я понимала: в благодарность за предоставленную мне возможность увидеть Игры своими глазами я готова свернуть горы.

В день старта гонщиц на самой короткой лыжной дистанции – классических пяти километрах меня чуть свет разбудила Рая Сметанина:

– Вставай, соня. Если хочешь понять, что такое лыжи в Норвегии, пойдем с нами.

Сметанина и Кулакова располагали в отличие от аккредитованных репортеров только билетами на лыжный стадион. А значит, добираться к месту гонки им каждый день приходилось пешком. Благо, наш дом располагался на соседней с лыжной трассой горе. Всего в часе с небольшим ходьбы, а точнее – козлиного карабканья по скользким буграм.

К месту старта мы добрались за полтора часа до начала гонки. Сметанина оказалась права: этого времени хватило с лихвой, чтобы досконально понять, почему жители Лиллехаммера готовы вставать до восхода солнца, чтобы хоть краешком глаза увидеть сильнейших гонщиков мира. Лыжи в Норвегии – не хобби и даже не спорт, а образ жизни. Люди шли на стадион семействами: с термосами, бутербродами и специальными подстилками (чтобы не стоять на промерзлом, леденящем снегу), подталкивая детей постарше, а малышей просто посадив на плечи и в рюкзаки, торопились, чтобы занять места поближе к старту и финишу.