Ловушка - Харлан Кобен

— Да.

— И вам интересно почему.

— Да.

Стэнтон закрыл верхний ящик комода, выдвинул следующий и сказал:

— Может, я молодой еще, может, потом мне станет все равно. Но суд оправдал парня. Точка. Не нравится — меняй закон. Мы охраняем порядок и должны быть беспристрастными. Если ограничение скорости пятьдесят пять миль в час — штрафуй за пятьдесят шесть. Думаешь: «А ладно, не шестьдесят же пять» — переписывай закон на шестьдесят пять. Точно так же наоборот: судья по всем правилам освободила Мерсера. Не нравится — меняй закон. Не поворачивай, как удобнее, а официально меняй.

— Действительно молодой еще, — улыбнулся Уокер.

Стэнтон, продолжая перебирать одежду, пожал плечами:

— Дело не только в этом.

— Я уж понял. Давай рассказывай.

— У меня есть старший брат. Пит. Отличный парень, потрясающий спортсмен. Два года после учебы был тайт-эндом[12]в команде тренировочных партнеров «Буффало Биллз».

— Понятно.

— Лагерь команды, начало третьего сезона. Пит качает мышцы и тренируется как ненормальный, у него все шансы попасть в основной состав. Человеку двадцать шесть, без пяти минут игрок «Буффало Биллз». Однажды вечером встречает девушку. В «Беннигане». Сетевой ресторанчик — знаете, наверное?

— Знаю.

— Пит заказывает себе крылышки. Тут подкатывает к нему такая вся томная и спрашивает: «Можно мне одно?» «Бери», — говорит. И она устраивает целое представление. Понимаете? Ест, облизывает, а сама так и сверкает вырезом. В общем, бомба. Начинают заигрывать, слово за слово, Пит ведет ее к себе, ну и задает жару. — Стэнтон для ясности жестом изобразил, что значит «задать жару». — Потом оказывается: девчонке — пятнадцать, второй год в старших классах. Но не дашь ей пятнадцати. Представляете, как сейчас школьницы ходят. На ней прикид, будто в «Хутерсе»[13]клиентов обслуживает. Понимаете, да? — Он замолчал и взглянул на Уокера.

— Понимаю-понимаю. Продолжай.

— Ну так вот, ее папаша узнает, съезжает с катушек и заявляет: мол, Пит совратил малышку, — хотя та, похоже, сама хотела натравить моего брата на своего отца. Пита обвиняют в изнасиловании несовершеннолетней, закон берет его в оборот — закон, который я люблю. Понятно — такие правила. Теперь на нем ярлык: совратитель, педофил и тому подобное. Но это чушь. Он ответственный гражданин, отличный парень, только теперь ни один футбольный клуб к нему на выстрел не подойдет. Так, может, этот Дэн Мерсер… его ведь спровоцировали… может, стоит ему поверить? Может, все-таки человек невиновен, пока не доказано обратное?

Шериф отвел глаза — не хотел показывать, что отчасти согласен. В жизни всякое происходит, так жаждешь ясности, четкого деления людей на ангелов и чудовищ, а почти всегда имеешь дело с оттенками, и это, если честно, не фонтан. С крайностями куда проще.

Теперь-то как раз стоит поделить все на белое и черное и не лезть в моральный релятивизм. Пропал человек. Возможно, убит. Найди его, и все. Кто он, в чем виноват — не важно. Просто разыщи.

Шериф вошел в ванную, осмотрел туалетный столик: зубная паста, щетка, лезвие, крем для бритья, дезодорант. Бесценный материал, конечно.

— Бинго! — раздалось из комнаты.

— Что там?

— Мобильник под кроватью.

«Отлично», — едва не завопил Уокер.

Зная номер Мерсера, он с помощью триангуляции по сотовым вышкам уже выяснил: последний звонок совершили незадолго до убийства с пятнадцатого шоссе милях в трех от стоянки трейлеров, то есть в часе езды от мотеля.

Тогда откуда здесь телефон?

Подумать он не успел — Стэнтон тихо, со стоном произнес:

— О нет…

По спине Уокера пробежал холодок.

— Говори!

— Боже мой…

Шериф торопливо вышел из ванной:

— В чем дело?

Побледневший Стэнтон держал в руке телефон, не сводя глаз с картинки на экране.

Ярко-розовый корпус. Айфон. У Уокера была такая же модель.

— Что там?

Экран погас. Стэнтон молча нажал кнопку, изображение возникло снова.

Шериф подошел поближе, взглянул…

И замер.

При загрузке айфона появлялась фотография. Обычный кадр семейного отпуска: четверо — трое детей, один взрослый — улыбаются, хохочут. В центре — Микки Маус. А справа, сияя самой ослепительной улыбкой, — пропавшая Хейли Макуэйд.

Уэнди позвонила домой бывшему соседу Мерсера по университетскому общежитию Филу Тернболу. Окончив Принстон, тот прямиком отправился на Уолл-стрит в мир больших денег и теперь жил в фешенебельном квартале Инглвуда.

Когда в программе «Пойман на месте» показали сюжет о Дэне, Уэнди попыталась побеседовать с Филом; тот отказался от любых комментариев, и она решила не настаивать, однако теперь, после смерти Мерсера, рассчитывала на бо́льшую открытость.

Трубку подняла жена Фила. Уэнди, так и не вспомнив имени миссис Тернбол, назвала себя и сказала:

— Да, помню, в прошлый раз он меня спровадил, но, поверьте, сейчас точно захочет побеседовать.

— Его нет дома.

— Где я могу его найти?

Миссис Тернбол замялась.

— Это очень важно.

— У него встреча.

— В манхэттенском офисе? Тогда у меня сохранился адрес…

— В «Старбаксе».

— Прошу прощения?

— Встреча не деловая. Он в «Старбаксе».

Уэнди оставила машину напротив «Бомгарта» — ресторана, куда заглядывала при любой возможности, — и пешком, мимо четырех магазинов, дошла до «Старбакса». Миссис Тернбол рассказала: во время кризиса мужа сократили, а встреча была скорее кофейными посиделками отставных хозяев жизни — основанного Филом «Клуба отцов», где внезапно потерявшие работу ищут «сил и товарищеской поддержки в наши очень непростые времена». Уэнди расслышала в ее словах сарказм. Кровососы-яппи с непомерной зарплатой и такой же самооценкой плакались по поводу экономики (которую сами же погубили своим паразитством) и попивали при этом кофе по пять долларов за чашку.

Ну прямо растрагедия.

Уэнди вошла в кафе и заметила в правом углу Фила Тернбола: одетый в свежевыглаженный деловой костюм, он сидел в тесной компании троих мужчин. Первый — в белом теннисном костюме — покручивал ракеткой так, словно ждал подачи от Федерера, у второго спереди висел слинг… да, с ребенком, которого он покачивал вверх-вниз, чтобы малыш не плакал. На голове третьего — именно его все напряженно слушали — непонятно каким образом удерживалась огромная бейсболка с плоским козырьком, задранным вверх и вправо.