Наживка - Пи Джей Трейси

– Действительно, – вздохнул Макларен, – тут у нас возникает проблема.

Глория скрестила руки на толстом, внушительно выпирающем животе.

– Просто помни, что старушка Глория советует искать связь с мафией. А когда, наконец, уличишь Тони Сопрано, угостишь меня обедом с крупным жирным омаром.

Макларен распрямился на стуле.

– В любой момент пообедаю вместе с тобой крупным жирным омаром.

– Кто говорит, что вместе?

Макларен безнадежно смотрел на Глорию, завершавшую плавной походкой круг, разбрасывая по столам сотрудников памятные записки и розовые листки с телефонными сообщениями. В отделе пусто в отсутствие Магоцци и Джино, остальные брошены в помощь другим бригадам.

Макларену сильно не нравилась тишина в пустом помещении. Ее вполне хватает дома по вечерам. Он вздохнул с облегчением, видя вошедшего из коридора Лангера, и сразу застонал, заметив в руках у напарника картонную коробку.

– Ох, ты меня убиваешь. Неужели еще одна?

Лангер поставил коробку на рабочий стол, втиснутый между двумя письменными.

– Последняя.

– Глория утверждает, что тут поработала мафия.

Лангер чуть улыбнулся:

– Я боюсь этой женщины, поскольку она чаще бывает права, чем ошибается. Средний показатель выше нашего. Не пойму, почему бы ей попросту не поступить на службу.

– Я ее как-то спрашивал. Говорит, что не желает насмерть париться в форме, которую нам предписано носить. В самом деле надо разбирать проклятую коробку?

– Обязательно.

– Осточертело.

– Ты мне будешь рассказывать.

Лангер начал копаться в остатках жизни Арлена Фишера, надеясь отыскать хоть что-нибудь полезное. До сих пор содержимое стариковских столов и комодов ничего не дало, а только подтвердило, что он хранил всякий мусор вместо того, чтоб выбрасывать. Самой интересной находкой в четырех уже разобранных коробках стали пустые коробочки из-под «Чиклетс»,[18]мгновенно пробудившие в обоих детективах детские воспоминания. Видимо, все правоверные матери предусмотрительно затыкают детям рты этой жвачкой во время церковной службы.

Джонни встал, наклонился, заглянул в коробку, вытащил целлофановую обертку с крошками суповых кубиков.

– Вот тебе и подсказка, старик.

Лангер взглянул на жалкий пакетик, нахмурился, быстро отвел глаза. То же самое он находил в доме матери, которую похоронил прошлой осенью. Разрозненные подушечки жвачки, столь старые и засохшие, что при касании разрывали фольгу; маленькие коробочки со свечными огарками, клочки оберточной бумаги; загадочные колготки в бумажном пакете с одним отрезанным чулком. Безусловно, ничего нет хуже на свете имущества мертвых.

– Что с тобой, Лангер?

Он тряхнул головой, прикинувшись, будто разглядывает старую политическую брошюру, оказавшуюся в коробке. Никогда никому не рассказывал, как долго умирала мать. Ни напарнику по службе, ни раввину, ни даже жене, которая, может быть, станет очередным его крахом. Первым была мать. Прожив с ней много лет среди любви, смеха, «Чиклетсов», он удрал от болезни Альцгеймера, оставил ее чужим людям, позволившим ей умереть в одиночестве, что суждено и ему самому.

– Лангер!

Потерпев крах с матерью, он потерпел крах в своем деле, не разглядев, как ослепший дурак, убийцу по сценариям «Манкиренч», пройдя по пандусу автостоянки в «Молл оф Америка»[19]мимо него, катившего в инвалидной коляске свою последнюю жертву. Господи, можно ли не распознать киллера в нескольких ярдах, будучи детективом! Он до сих пор просыпается среди ночи в поту, задыхается, вспоминая следующих погибших, которых легко мог тогда спасти.

Потом, конечно, последовал самый крупный провал, когда он предал самого себя, Бога и все, во что верил. Что самое смешное – за одну минуту. Даже не за минуту, за пару секунд…

– Господи боже, да что с тобой, Лангер?

Он вздрогнул, почувствовав на плече руку Макларена, подумал, что сердце сейчас остановится, ничуть из-за этого не огорчившись.

– Эй, приятель! У тебя грипп или еще что-нибудь? Вспотел, как поросенок.

Лангер выпрямился, вытер с лица пот, липкий от ужаса и от чувства вины.

– Прошу прощения. Да. Грипп, наверно.

– Сядь, ради бога. Сейчас тебе воды принесу, потом лучше иди домой. – Макларен озабоченно, почти испуганно смотрел на него. – Знаешь, ты на минуточку по-настоящему отключился. Я прямо перепугался.

Лангер улыбнулся только из-за того, что напарник предложил ему стакан воды, растроганный этой дурацкой мелочью, как незаслуженной милостью.

– Свиньи не потеют, – заметил он.

– Что?

– Говоришь, вспотел, как поросенок. А свиньи не потеют.

– Правда?

– Конечно.

Макларен совсем растерялся.

– Ну и очень глупо. Старик, я окончательно сбился с толку. Если свиньи не потеют, почему тогда говорят о вспотевших поросятах?

– Не знаю.

Когда Макларен вернулся с треснувшей кружкой и двумя беленькими таблеточками, Лангер спокойно сидел за письменным столом, глядя на зазеленевшую травку через дорогу от здания муниципалитета.

– Видно, тебе получше.

– Фактически хорошо себя чувствую. Нормально. Это что? – кивнул он на таблетки.

– Аспирин. Ну, не совсем. Аспирин я не нашел, а Глория говорит, у них есть аспирин или еще что-то от лихорадки, если вдруг у кого-то случится.

Лангер перевернул таблетку и улыбнулся, узнав маркировку лекарства, которое его жена принимает для укрепления памяти.

– Спасибо, Джонни. Очень благодарен тебе за заботу.

– Не стоит благодарности. Знаешь, у меня возникло впечатление, что ты открыл коробку и сразу чуть в обморок не упал. Может быть, там какие-то споры живут, как в египетских гробницах, а ты слишком глубоко вдохнул?

– Вполне вероятно, – мрачно кивнул Лангер. – Поэтому коробку можно закрыть, позабыть о коробке, где живут опасные споры.

– Хорошая мысль. – Макларен начал закрывать коробку, но с горьким вздохом остановился. – Проблема в том, что больше делать нечего. Можно, конечно, еще раз с уборщицей поговорить, хотя я не знаю, что она еще может сказать.

– По-моему, ничего. – Лангер взглянул на коробку. – Похоже, о жизни старика мало чего можно сказать.

– То же самое я говорю Глории – совершенно ничтожная личность, а она говорит, ничтожная личность не умрет такой смертью, вот что интересно. Кто-то знал, что на свете живет Арлен Фишер, и сильно на него злился.