Русский Шерлок Холмс. История русской полиции - Александр Бушков

Кражами дело не ограничивалось. Еще в 1902 году Министерство путей сообщения получило разрешение вооружить своих служащих на Сибирской, Забайкальской, Владикавказской и Закавказской дорогах – там кражами дело не ограничивалось, вооруженные банды грабили поезда, словно на Диком Западе – разве что не пассажирские, а товарные. Но это уже другая история…

Кражи процветали. В свое время для железнодорожных жандармов была даже издана специальная брошюра о самых распространенных видах хищений. Как курьез встречается и такое: некий мазурик совершенно законно арендовал вагон для перевозки лошади и сам поехал с ней проводником – лошадь была дорогая, не крестьянская сивка, никто не усмотрел ничего подозрительного. Вот только перед этим «лошадник» за взятку договорился с составителями поездов, и они прицепили его вагон рядом с тем, в котором везли дорогую мануфактуру. В пути вор через тормозную площадку перелез в соседний вагон и перетащил в свой нескольку тюков. На первой же станции (скорее всего, снова за взятку) вагон с лошадью отцепили и прицепили к поезду, идущему в другом направлении, так что и вор, и похищенное как в воду канули.

В большом ходу был еще один, «культурный», так сказать, способ: отправитель груза давал взятку весовщику, и тот указывал в накладной гораздо больший вес или число мест груза. Естественно, на станции назначения обнаруживалась серьезная «недостача». Ничего не подозревавшие жандармы и тамошние железнодорожники составляли соответствующий протокол, и «потерпевший» взыскивал с дороги немаленькую компенсацию за убытки. Вот с этим видом преступлений бороться не было никакой возможности: как уже говорилось, оперативной работы жандармы не вели, им запрещалось переодеваться в штатское и вести тайное наблюдение за подозрительными лицами. Как и сыскной полиции, она действовала на своем «участке работы» – следила за торговавшими краденым товаром. В общем, тогдашние железные дороги были нехилой криминогенной зоной с мастерски разработанной системой краж и мошенничества…

С железнодорожными кражами как раз и связана одна из самых неприглядных историй «послужного списка» Рейнбота.

Чиновник по особым поручениям Стефанов, подчиненный начальнику московской сыскной полиции Моисеенко, чисто случайно вышел на шайку, совершавшую кражи на Казанской дороге. Воры на ходу запрыгивали на уходящие из Москвы грузовые составы, срывали пломбы, выбрасывали тюки с товарами, вешали свои поддельные пломбы и спрыгивали опять-таки на ходу. Товар подбирали сообщники на телегах и отвозили к «своим» владельцам московских магазинов. Пропажа обнаруживалась только в пункте назначения, порой далеко от Москвы – ищи ветра в поле…

Страховые компании, возмещавшие убытки, порой несли ущерб не на один миллион рублей. Потом выяснилось, что свою долю урывали и мелкие железнодорожные начальники – прямо на станции передавали ворам часть груза, а потом «честно» платили потерпевшим возмещение убытков из казенных денег…

Допрашивая одного из отловленных скупщиков краденого, Стефанов заодно поинтересовался, не имел ли тот дела с товарами с железной дороги. Скупщик, отличавшийся, должно быть, редким цинизмом, кивнул на присутствующего здесь же чиновника сыскной полиции Сологуба:

– А вот Сологуб вам лучше расскажет…

Сологуб быстро вышел из кабинета и бросился к начальнику сыскной полиции Моисеенко. Тот позвонил Рейнботу. Рейнбот вызвал Стефанова и задал ему восхитительный по цинизму вопрос:

– Зачем вы скрываете железнодорожные кражи?!

А далее, перемежая разнос нецензурщиной, продолжал: если Стефанов от этого дела не отстанет, Рейнбот его арестует и вышлет по этапу в Сибирь (что, пожалуй, было даже чересчур для любого самодурства).

Из полиции Стефанова уволили прямо-таки моментально. Позже он узнал, что торговавшие краденым из вагонов товаром купцы «занесли» полицейскому начальству 30 000 рублей. Сколько из них досталось персонально Рейнботу, так и не установлено, но он, безусловно, был в доле: иначе как объяснить такое поведение?

Стефанова, уже уволенного, его бывшие сослуживцы продолжали откровенно «прессовать». Организовали донос с обвинением его в убийстве, но у Стефанова оказалось железное алиби, и дело пришлось закрыть. Тогда с подачи не кого-либо, самого начальника сыскной полиции мелкий мошенник обвинил Стефанова в получении взятки, но и это дело рассыпалось.

Стефанов явно был человеком упрямым – он добился, что Петербург прикомандировал его к московскому окружному прокурору Арнольду, а это уже была вотчина, неподвластная Рейнботу. А Арнольд, занявшись расследованием (по ходу дела отклонив крупную взятку от заинтересованных лиц), довел дело до конца. (Взятку, между прочим, пытался дать не кто иной, как Моисеенко.) На скамье подсудимых оказалась вся шайка – не только воры и нечистые на руку железнодорожники, но и два чиновника сыскного отделения, околоточный надзиратель и главный «торгован» купец Членов.

Уже на суде Стефанова вновь пытался скомпрометировать один из его бывших коллег: заявил, что вся шайка Стефановым и организована. Он, дескать, нанял банду оборванцев с Хитровки, чтобы «успешно раскрыть» преступление ради карьеры.

И эта затея провалилась. Зато погорел поминавшийся Сологуб. Один из главарей шайки, представившись респектабельным купцом, совратил и сманил в Москву провинциальную гимназистку. Сообразив, куда она попала, девушка принялась вести подробный дневник, описывая всех приходивших к любовнику и все слышанные разговоры (а слышала она немало, при ней не стеснялись). Помянутый главарь, Шестаков, как явствовало из взятого при обыске дневника, любил повторять:

– Сологуб на нашей стороне, всегда предупредит, когда будет опасность.

Тут и поплохело Сологубу – вряд ли он якшался с ворами по доброте душевной…

Рейнбот тем временем устроил очередную «шалость» – забрал у московской полиции для собственных приятных прогулок лучший катер.

А тем временем в Петербурге копились многочисленные жалобы, понемногу достигшие критической массы. В столице наконец поняли: в московской полиции что-то крепенько не так, и несколько мелких прокурорских ревизий, проверявших отдельные службы, погоды не сделали. Петербург сыграл по крупной. По личному распоряжению премьер-министра Столыпина на московское градоначальство форменным образом обрушилась, как пудовая гиря на глиняную миску, ревизия Правительствующего Сената с самыми широкими полномочиями. Руководивший ею сенатор Гарин, известный русский правовед, был человеком честным и энергичным и за дело взялся всерьез. Два года спустя он писал в книге «Рейнботовщина» о попавшем на прочный крючок градоначальнике: «За два года его управления Москвой преследуемая до него и частью даже вовсе изгнанная из местного полицейского обихода взятка вернулась обратно и цепкой паутиной окутала обывательскую жизнь Первопрестольной Столицы».

Гарин учинил московским коррупционерам нешуточный разгром. Под суд пошли Рейнбот и его заместитель полковник Короткий. На ту же жесткую скамью отправилась или была уволена добрая половина чинов градоначальства. Поперли со службы изрядное число чинов сыскной полиции: «Агенты распустились, чиновники бездельничали, и столичная шпана, учтя столь благоприятную конъюнктуру, обнаглела до крайности». Гарин отправил под следствие брандмайора Гартье (главу московских пожарных) по обвинению в растрате и уничтожении документов. А чуть позже и начальника сыскной полиции Моисеенко «по обвинению в превышении власти, бездействии оной, растратах и присвоении казенных денег, взяточничестве, вымогательстве и целом ряде других преступлений». Особо отмечалась «совершенная неспособность и нерадивость этого исключительного по лени чиновника». (Было там еще кое-что интересное, но об этом, как и о судьбе Моисеенко, – в главе о сыскной полиции.)