Освещенные аквариумы - Софи Бассиньяк

Одевшись, Клер подошла к окну. Внизу, на улице, из-за выступа стены со стороны магазина кожгалантереи, выглядывала чья-то рука и вился дымок сигареты. Она вспомнила, что ни Росетти, ни Ишида не курят.

— Когда увидимся? — спросил Дитрих, не очень надеясь на хороший ответ.

На протяжении последнего времени Клер редко заглядывала к нему.

— Ничего не могу обещать. Останемся на стадии дзен, — ответила она и усмехнулась, наказывая его за равнодушие к ее заботам.

— Пока ты на горизонте, мне трудно хранить спокойствие.

Он смотрел на нее. В лучах солнца, проникающих через окно, она выглядела настоящей красавицей. Именно это он ей сообщил после их первого поцелуя.

— Я? Красавица? — переспросила она тогда, как будто никогда не слышала более нелепого комплимента.

— Именно. Хочешь ты того или нет.

Его слова поразили Клер. Она часто вспоминала их, глядя на себя в зеркало. «Хочешь ты того или нет», — повторяла она себе.

Он положил ей руки на голову и сказал:

— Спасибо за рукопись. А что Легран насчет нее думает?

— Легран ничего не думает. Он печатает ее, чтобы доставить удовольствие мне. И это уже о-го-го, ты уж мне поверь. Второго такого скряги на свете нет.

— С какой стати ему доставлять тебе удовольствие?

Дитрих ревновал. Если вначале он думал, что Клер совсем одинока, то вскоре выяснилось, что она со всех сторон окружена мужчинами. Подлинными и призрачными. Писателями, перед которыми она преклонялась. Персонажами книг, которых она выделяла в уличной толпе. Соседями — людьми из плоти и крови. Воспоминаниями, в виде фотографий живущими у нее в портфеле. Он часто говорил себе, что вот еще чуть-чуть — и он перестанет бояться чего или кого бы то ни было.

— Он разругался с женой. Из-за этого потерял сопротивляемость и делает глупости.

— Н-да… — протянул Дитрих, на которого вдруг навалилось все сразу: неуверенность Клер, книжка, которую печатали без особой радости, все его холостяцкое бытие. — Если бы ты только знала, — снова заговорил он, — как я хотел бы изменить свою жизнь. Как мне надоели эти дряблые телеса, эти пациенты, которые сами себя не уважают, которым нравится жить так, как они живут — скученно, как дохлые сардины в банке. Сколько раз я им говорил: человеку нужен простор! Внутри тела и вне его! Но они не понимают. Они предпочитают скрючиться и пачками жрать таблетки.

Клер и Дитрих обменялись нежными взглядами. Он надеялся, что она подойдет и поцелует его, но она осталась стоять у стены. Всему свое место и время.

— Клер, давай уедем. Вдвоем — ты и я.

Клер уже шла к двери, подхватив портфель.

— Куда?

— Куда хочешь.

— Можно я пройду через садик?

Дитрих встал, двигаясь как автомат, и машинально кивнул ей головой.

— Я тебе позвоню, когда будет готова корректура, — извиняющимся тоном добавила она.

Она уже топала по служебной лестнице, когда он заорал ей вслед, больше не сдерживая ярость:

— До скорой встречи, мадемуазель Бренкур! И я очень надеюсь, что в следующий раз вы не будете морочить нам голову и запишетесь, как полагается!

После чего, не обращая внимания на следующего пациента, исчез у себя в кабинете, хорошенько хлопнув дверью.

Клер пересекла засаженный деревьями двор и через садовую калитку вышла на улицу. С бьющимся сердцем она огляделась вокруг и вдруг побежала — куда глаза глядят. Свернула на какую-то улицу, потом на другую. Запыхавшись, остановилась напротив витрины антикварного магазинчика. Увидев свое отражение под белесой африканской маской, страшной, как все африканские маски, она вскрикнула. Зачем она бежала? «Никто за мной не гонится», — твердила она себе, тяжело отдуваясь и поглядывая на спокойно шагающих мимо пешеходов. Чуть впереди она заметила приближающийся автобус и пробежала еще метров пятьдесят до остановки. Народу в автобусе почти не было, и она сразу села. В это время дня ездят только пенсионеры, бездельники-подростки, безработные да матери семейств с прогулочными колясками или набитыми продуктами сумками. Прямо напротив нее сидели две старушенции, неодобрительно уставившиеся на нее, все еще не успевшую перевести дух. Она быстро огляделась. Вроде бы никто в этом автобусе не собирался причинять ей зло. Она расслабилась, вдруг ощутив невероятную усталость. Прикрыла глаза и представила себе, как умелые руки Дитриха гладят ей голову. Она бы заснула, если бы не болтовня двух старух.

— А вы знаете, что он учудил полгода назад? — сказала одна. На пальце у нее сиял бриллиант таких размеров, что он не мог не быть фальшивым.

— Нет, а что? — с жадным любопытством спросила вторая, готовая услышать нечто ужасное.

— Опять заболел раком! Да, моя милая, ни больше и ни меньше.

— О! — ахнула та и поднесла ладонь ко рту.

— Лишь бы мне насолить! По-другому и не скажешь. Нехорошо так говорить, но я не стала плакать, когда он убрался. — Она смотрела прямо перед собой. — Я уж с ним хлебнула. Зато теперь… — Она глубоко вздохнула, выпятив свою необъятную грудь.

— Вот жалость-то… — пролепетала вторая в приступе человечности.

— Как посмотреть… Не забывайте, что он мне кое-что оставил. Что-что, а человек он был предусмотрительный, ничего не могу сказать.

Обе старушки поднялись и окончательно исчезли из жизни Клер.

Вернувшись домой, Клер села за письменный стол и проработала несколько часов. Ближе к вечеру она решила отдохнуть и погрузилась в чтение японского детектива, переданного ей Ишидой незадолго до того. Расследование, которое помощник инспектора Михара[15]вел на железной дороге, колеся по всей Японии, захватило ее. Дойдя до 38-й страницы, она обнаружила в книге квитанцию из химчистки — на костюм, который, судя по дате, был готов еще вчера. Не дав себе времени опомниться, вскоре она уже шла по улице с квитанцией в кармане.

— Хорошо, что мы всегда проверяем карманы перед чисткой… — Сотрудница химчистки протянула Клер конверт — такой же точно Ишида подсунул ей под дверь.

— Спасибо.

Выходя из магазина, она столкнулась с Луизой, которая шла, держа за руку Люси.

— Клер, как здорово, что я тебя встретила! У меня жуткая проблема насчет завтра. Ее воспитательница, — она кивнула на Люси, — все еще бастует. Просто не представляю, с кем ее оставить, — добавила она, стряхивая с плеча соседки воображаемую пылинку.

— Я точно не смогу, — ответила Клер, слишком поздно сообразив, что ее замечание могло ранить девочку.

Она так торопилась поскорее прочитать письмо, что все-таки согласилась, лишь бы избавиться от Луизы, на несколько часов взять завтра Люси к себе. Она как раз вынимала письмо из сумки, когда над ухом у нее раздалось: