Искушение золотого джокера - Валерия Леман

Эти слова невольно заставили дрогнуть мое сердце. Себастьян Пилциг, которого я не знал при жизни, оживал у меня на глазах в рассказах его друзей и знакомых. И все они, такие разные – профессор университета и хозяин ресторанчика, – едва ли не слово в слово говорили: Себастьян Пилциг был настоящим рыцарем, истинным романтиком.

Мартин с ностальгической улыбкой взял бокал с пивом, сделал глоток.

– Вы знаете, в Брюсселе большую часть года немного сумрачно, идет дождь. А Себастьян не раз рассказывал мне о Мальорке – солнечном острове, ярком и праздничном. Я там никогда не был и вряд ли побываю, но когда мой друг рассказывал о нем, я в красках его себе представлял. Так вот однажды после очередного рассказа Себастьян подпер щеку рукой, уставившись за окно, размытое дождем. «Ты знаешь, – произнес он вдруг еле слышно, – я никогда не променяю на прекрасную Мальорку мой родной и милый Брюссель – город вечных сумерек. Брюссельские сумерки особенные – в них, как и в брюссельском дожде, словно растворены сотни невидимых, теплых и нежных улыбок…»

– «Улыбки в сумерках дождя», – проговорил Леха, уставившись за окно, где, как наглядная иллюстрация к рассказу, начинал накрапывать вечерний дождик. – Прекрасное название для статьи.

Мартин с довольным видом усмехнулся, похлопав нас с Лехой по плечам.

– Я рад, ребята, что вы меня выслушали. А теперь предлагаю тост: выпьем это пиво – кстати, любимый сорт Себастьяна! – за него. Вечная память моему другу!

– Вечная память!

Следующий день я вновь встречал за столиком брюссельского кафе с чашкой кофе и утренними газетами. Для начала я ознакомился с «моим» интервью в «Вестях Брюсселя», первым делом оценив свое собственное фото. Мой дорогой Леха использовал снимок, который, очевидно, сделал его фотограф во время нашей непринужденной беседы и за который, скажу честно и откровенно, я придушил бы приятеля: Ален Муар-Петрухин смотрел с фотоснимка, в ужасе выпучив глаза, точно передо мной был некий монстр.

Само же интервью было в лучших традициях Алексея Олешкина: динамичное, насыщенное информацией и эмоциями. Тут же, следом за интервью, шел репортаж из ресторанчика «У прекрасной Марго», озаглавленный: «Улыбки брюссельских сумерек». Собственно, весь репортаж представлял собой ностальгический монолог школьного товарища Себастьяна с рассказом о детских играх в рыцарей и рыцарских поступках доброго друга.

– Браво, Леха, – невольно проговорил я, прочитав все до конца. – Очень мило и трогает до слез.

Едва я успел допить кофе, как зазвенел мой телефон: меня вызывали в полицейское управление для оформления протокола допроса о том, как я в компании подруг обнаружил труп Пилцига в мансарде пустого дома. Пообещав быть в кабинете комиссара через пятнадцать минут, я только тут сообразил, что не видел и не слышал Аишу с тех пор, как мы расстались с ней в полиции, и до сего момента от нее не было ни единого звонка, а ведь прошли вечер, ночь… Это невольно заставило меня нахмуриться. Не откладывая дела в долгий ящик, я тут же позвонил ей и с облегчением вздохнул, едва услышав в ответ зевающий голос подруги.

– Привет… Черт возьми, Ален, что случилось? Будишь меня ни свет ни заря…

Я немедленно изобразил звук звонкого поцелуйчика:

– Просто решил убедиться, что с тобой все в порядке. Почему ты не позвонила мне сегодня под утро?

Аиша еще раз зевнула.

– Потому что спала! Представь себе, вчера, после допроса, мне звякнули из парижской редакции и, убедившись, что я нахожусь в Брюсселе, затребовали с меня репортаж об убийстве великого магистра Себастьяна. Так что, внезапно вспомнив о том, что я журналист, засела за работу, отправила готовую статью в четыре утра и тут же уснула мертвым сном. А теперь позволь мне продолжить мой сон…

И славная дивчина дала отбой, а я, хмыкнув, вызвал такси, чтобы отправиться в управление.

На этот раз допрос прошел по всем правилам: с протоколом, четкими вопросами и ответами на них. Ожидая своей очереди у кабинета комиссара, я пару минут побеседовал с Уго и Милли.

– Странное дело: Себастьян умер, а у нас такое чувство, что он где-то рядом, старается развеселить нас, – проговорил Уго. – Вчера весь вечер мы вспоминали его, несколько раз во время разговора на глаза наворачивались слезы… И тут же на память приходил какой-нибудь забавный эпизод, и мы начинали смеяться, как малые дети!

– Он был таким славным, – вздохнула Милли, улыбаясь и покачивая головой, – такой добрый и милый.

После официальной части моего допроса комиссар отпустил полицейского, который вел протокол, и, рассматривая меня нарочито с иронической улыбкой, откинулся на спинку своего кресла.

– Мсье Муар-Петрухин, помнится, вчера я просил вас не вмешиваться в ход следствия. Между тем, как выяснилось из сегодняшних газет, вы уже успели дать интервью газете «Вести Брюсселя», где рассуждаете об убийствах так, словно это вы ведете следствие, а не полиция Брюсселя. Захотелось ощутить себя героем?

Печально, но факт: с нашей первой встречи комиссар демонстрировал мне, если можно так выразиться, вежливую неприязнь. Разумеется, я улыбнулся ему тоже чрезвычайно вежливо.

– Признаться, комиссар, меня удивляет ваша реакция на то, что я ответил на вопросы журналиста, – ведь я рассказал ему то же самое, что и вам, разве не так? И вообще, что плохого в том, что я, как, наверное, каждый нормальный человек, хочу понять, кто и зачем убил Себастьяна Пилцига?

Комиссар хрустнул холеными пальцами, сохраняя на лице все ту же холодно-вежливую улыбку.

– Возможно, ничего плохого в том нет. Но повторюсь: вы не поспешили сообщить полиции об убийстве в мансарде, о том, что неизвестный сунул вам золотой аркан, зато с готовностью дали интервью… Позволю себе заметить, ваша позиция мне очень не по душе. Кстати, насколько я в курсе, ваша семья владеет косметическими салонами. А какова ваша роль в семейном бизнесе?

Я криво улыбнулся.

– Тружусь менеджером по рекламе.

Комиссар кивнул с ноткой торжества.

– Вот и занимайтесь своей работой. А нам позвольте расследовать преступления без вашего дилетантского вмешательства. Ко всему прочему, хочу заметить, что и вы в числе подозреваемых, потому вам разумнее, образно выражаясь, не совершать лишних движений.

Проговорив последнюю реплику, комиссар встал и сделал жест рукой в направлении двери:

– До свидания, мсье Муар-Петрухин! Отправляйтесь в свой отель и ходите на экскурсии, как все туристы, а все, что связано с этим делом, обходите стороной. Надеюсь, вы меня хорошо слышали?

После этой нотации мне только и оставалось выйти из кабинета с покорно опущенной головой. Но, оказавшись на улице, я поспешил позвонить Лехе, договорился с ним о встрече. Известное дело: то, что под замком у комиссара, вполне может стать известно честному журналисту через своих людей в управлении. Стало быть, совместный перекус с Лехой обещал мне множество «открытий чудных».