Пираты Ледового моря - Фрида Нильсон

Этот малыш… Он напоминал мне о Мики. Когда она была маленькой, тоже была пухленькой и очень хорошенькой. Мама умерла, и молока для младенца у нас не было, так что папа кормил ее сливками. Мики все пила, пила и пила… Я помню, как булькало у нее в животике, если приложить к нему ухо.

Вспоминать о Мики было больно. Бедная моя сестренка! Наверное, ползает теперь где-то в шахте. И, надрываясь, таскает горы алмазов для Белоголового. А может, у нее уже началось воспаление легких от сырости? Что если она лежит где-то в яме, хрипит и кашляет так сильно, что ртом идет кровь? Вдруг она уже погибла? Может, темнота свела ее с ума и выдавила из нее все силы, всю жизнь до капли? Неужели она умерла?

Думать о Мики было больно, но и о малыше тоже. Я понимала, что не могу остаться на острове. Ради Мики придется однажды покинуть его.

– Мне будет тяжело уехать отсюда, – сказала я малышу как-то вечером, когда мы сидели, греясь в последних теплых солнечных лучах. – Я буду по тебе очень скучать.

Малыш посмотрел на меня удивленно. Мне показалось, он рассердился.

– Ты сам понимаешь: я не могу остаться с тобой навечно. – Я погладила его по волосам, жестким от соленой морской воды. – Ты же знаешь, я должна уехать.

Он высвободился из-под моей руки и сердито зашипел.

– Ну-ну, – пробормотала я, сглотнув, чтобы сдержать слезы. – Я должна уехать. Должна спасти свою сестру, попавшую к пиратам, понимаешь? Я знаю, что ты отлично справишься сам. В твоем распоряжении морское дно, полное мидий. И плаваешь ты теперь здорово. Это я тебя научила, так что не сердись.

Но малыш сердился и не желал успокаиваться. Он принялся махать руками, бить по снегу так, что тот разлетался во все стороны. А когда я попробовала удержать его, снова вырвался. Я не знала, что делать, и чувствовала себя беспомощной и глупой. Наверняка он все понял.

– Ты же сам помогал мне делать флаг, – напомнила я.

Мне показалось, что он не понял, и я указала рукой на холм, где стоял флаг; с берега его видно не было, но малыш знал, что он там.

– Флаг там для того, чтобы дать сигнал проплывающим мимо морякам. Чтобы они догадались, что я тут, пристали к берегу и спасли меня.

Малыш замотал головой, рот его скривился. Вдруг он заплакал так громко, что сердце мое едва не разорвалось от жалости.

– Я хотела сказать не «спасли», а просто «забрали», – поправилась я. – Я имела в виду… забрали меня отсюда. Ну же, малыш, иди я тебя обниму.

Он отпрянул, посмотрел на меня разъяренно, личико его раскраснелось и было мокрым от слез. Потом он повернулся и пополз прочь.

Я просидела целый час, ожидая, что он вернется. Солнце перестало пригревать, и мороз пробирал все сильнее. Я оглядела берег перед входом в наш грот, посмотрела по сторонам. Малыша нигде не было видно.

Тогда я решила отправиться на поиски.

– Малыш! – кричала я, карабкаясь по глыбам льда. – Куда ты запропастился?

Гага с красивыми разноцветными щеками взлетела, испугавшись моих криков. Вскоре она исчезла в небе.

– Малыш! – звала я. – Иди же сюда, поужинаем вместе. Как знать, может, до самой весны никто и не заметит этот флаг. Давай сейчас не будем об этом думать.

Но ответом мне была тишина. Я повернулась и посмотрела в другую сторону – вот же он! У меня за спиной.

Малыш запыхался, волосы его запорошило снегом, но он больше не злился. Он посмотрел на меня маленькими красивыми глазками и улыбнулся.

– Куда ты запропал? – спросила я. – Я тебя искала.

– На-наа! – ответил он и потерся об меня.

Я подняла его и подула в лобик.

– Никакая я тебе не на-наа, – прошептала я. – Ну ладно, пошли ужинать.

Я несла его всю дорогу до нашего берега. Потом мы наелись досыта мидий. Где-то вдалеке послышался дрожащий крик гаги. Спустились сумерки. Небо стало розово-фиолетовым, тревожным и беспощадно-холодным. Такие вот были сумерки на Снежной Розе – красивые и жуткие, красивые и опасные.

«Когда это случится, – подумала я, – когда я уеду отсюда, я не забуду эти вечера, которые мы проводили вместе с малышом».

Четыре дня спустя я первой проснулась в нашем гнезде. Я лежала и смотрела на малыша, спавшего в сером свете, просачивавшемся сквозь потолок пещеры. Я видела, как вздымался и опускался его живот, как маленькие губки двигались во сне, как беспокойно шевелились глазные яблоки под веками. Он был такой хорошенький, что больно было смотреть.

Я решила порадовать его и приготовить завтрак к его пробуждению. Я проскользнула по длинному вонючему гроту и, выйдя наружу, оказалась почти на берегу. В тот день дул сильный ветер. Ледяное крошево в воде стало густым, как каша. Но в раковинах все равно недостатка не было. Я уже давно наловчилась собирать их и, присев на корточки, принялась за дело. Вскоре рядом со мной уже образовалась изрядная горка.

Я немного отдохнула, обсосала пальцы и оглядела море. Прищурившись от ветра, я вглядывалась в линию горизонта… Вдруг меня охватило волнение. Там была лодка! Шлюпка с парусом!

– Я здесь! – крикнула я и, вскочив на ноги, принялась прыгать и отчаянно махать руками. – Я здесь! Здесь! Посмотрите сюда!

Но человек в лодке не оборачивался. Наверное, туговат на ухо. Но почему он не заметил моего флага? При попутном ветре он должен был проплыть совсем близко от моего острова.

Я орала во все горло. Малыш, выкатившийся из грота, наверняка испугался до смерти. Но вскоре и он заметил ту лодку вдалеке и понял, почему я так себя веду.

Горло уже саднило от крика, но лодка становилась все меньше. Скоро она стала совсем неразличима в волнах.

В ярости и смятении я бросилась проверить, на месте ли флаг. А вдруг он упал? Малыш с визгом пополз за мной следом.

Добравшись до вершины, я застыла как вкопанная, ничего не понимая. Флага не было. Я обошла гору камней. С ней все было в порядке, она лишь немного осыпалась с одной стороны. Но где же флаг?

Тут я заметила длинный, довольно высокий сугроб в паре метров от камней.

Его здесь раньше не было. Я подошла, сбила немного снег ногой и обнаружила древко. Я наклонилась и, ухватившись за него покрепче, вытянула из-под снежного покрывала весь флаг. Нет, он не упал. Его сорвал и закопал тот, кто ни за что в жизни не хотел оставаться на острове один-одинешенек.

Слабый шорох заставил меня оглянуться. Малыш подполз ко мне. Он сидел на земле и выжидательно смотрел. Потом неуверенно протянул ко мне руки и тихо произнес:

– На-наа?

Я отшвырнула флаг и прямиком направилась к малышу. Я ударила его со всей силы. Он перевернулся и упал лицом в снег, но быстро поднялся и сел, испуганно глядя на меня. Из его маленьких голубых глаз брызнули слезы, нижняя губа искривилась. Он плакал, а меня трясло от ярости.