Тайна синих озер - Андрей Анатольевич Посняков

с компашкой, скорей, я сегодня найду. В клубе, на танцах.

Справку Дорожкин так еще и не написал! Впрочем, и некогда было — то по самогонщикам рейд, то вот в леспромхозе получка — надо пьяниц собирать. Придется подогнать, чего уж… В деле без такой справки никак, в суде обязательно придерутся, скажут: почему это вы, товарищ следователь, не допросили возможных свидетелей? Сами не смогли, так отдельное поручение бы выписали, чтобы ответ в деле имелся. Если уж там совсем никто ничего — так хотя бы в виде справки от участкового или опера.

Выйдя из выделенного ему кабинета, Алтуфьев сунулся было к участковому. Не тут-то было! Нету!

— Они со старшиной к «Бару» поехали, — проходя мимо, пояснил усатый капитан — дежурный. — Получка сегодня в леспромхозе. Но, к девятнадцати ноль-ноль должны быть.

Владимир удивленно моргнул:

— Откуда такая точность?

— Собрание нынче у нас. Комсомольское. Ну и партийное — кто партийный, — солидно пояснил капитан. — Вон ленкомната-то. Уж всяко Дорожкин мимо вас не проскочит.

Кстати, дверь с синей табличкой «Инспектор уголовного розыска старший лейтенант милиции Ревякин И. С.» тоже оказалось запертой.

— Этого-то где черти носят?

Задав сам себе этот риторический вопрос, Алтуфьев сам себе же и высказал предположение, что к собранию и оперативник обязательно объявится! Если не комсомолец Ревякин, то коммунист или хотя бы кандидат в члены, как и сам Владимир.

Правда, после Нарвы кандидатство приостановилось. Однако новое начальство намекнуло, что, ежели косяков да особых залетов не будет, то… в общем, работайте, Владимир Андреевич, пока что без отпуска и почти без выходных. Как говорится, флаг вам в руки, барабан через плечо и попутного ветра в широкую спину! Так, глядишь, снова из юриста первого класса в младшие советники юстиции попадете. Говоря понятным для гражданских языком: из капитанов — в майоры.

Ах, Нарва, Нарва… Да черт с ней, с Нарвой! Зато Марту не подставил! Правда, она что-то совсем разговаривать не хочет. Обиделась? За что — знать бы. Да еще гладко прошло все — в кандидатах оставили, а то ведь у нас беспартийному следователю одна дорога — в ОВД где-нибудь в Мухосранске. Озерск как раз подойдет, кстати.

А что, Владимир Андреевич, неплохая мысль! Будете тут за грибами да на рыбалку ездить — милое дело, красота. Ссылка! И не видать вам Марты Яновны, как своих ушей.

Снаружи, на улице, послышался рокот тяжелого мотоцикла, а затем — песня. Лихая такая, казацкая. Про Стеньку Разина и княжну. Исполнитель, правда, здорово фальшивил и путал слова, зато пел громко, от всей души!

— И з-за борт ее броса-а-ет! В набежавшую волну…

— Я сейчас тебя сам брошу! Никакой волны не надо будет, — донесся знакомый голос Дорожкина. — Давай шагай, гад ползучий, а то как дам сейчас!

Следователь улыбнулся: ой, зря ты так, Игорь Яковлевич, зря! Не надо граждан — даже сильно пьяненьких — этакими погаными словами ругать, обзывать «ползучими гадами». Протрезвеют — запросто могут жалобу в прокуратуру накатать о нарушении социалистической законности. Поди потом отписывайся. Еще и выговор на ровном месте схватишь — бывало и такое.

А между прочим, до объявленного дежурным собрания еще полчаса оставалось.

— Игорь! Я все про списки, про справку…

— Дак это… уже написал! — затолкав задержанного в решетчатый «аквариум», обернулся Дорожкин. — Артачился! Фуражку с меня сбил, гадина. Погоди, оформлю я его по мелкому. А потом и по хулиганке пойдет… белым лебедем! Слыхал, Глот?

— Ну, ты это… командир… Я же не нарочно!

Не такой и пьяный оказался задержанный! И на зону «белым лебедем» плыть не хотел.

— Глотов Илья Вадимович, — понизив голос, пояснил участковый. — Он же — Глот. Из той компании, что в справке. Сейчас я его оформлю, а после собрания и допросить можно будет!

— Так а чего ждать-то? — следователь радостно потер руки: и впрямь повезло. — Давай его ко мне прямо сейчас. Мне-то все ваши собрания до лампочки!

— Хоть кому-то хорошо! — пошутил объявившийся в дежурке Ревякин. — Володь, кое-что есть… Потом почирикаем.

— Та-ак! А ну-ка давайте все живо в ленкомнату! — из кабинета грозно выглянул начальник, майор Вострецов. — Ага… Дорожкин здесь — хорошо! Игнат… Дежурка… Постовые… Ха! Теркин где? Опять, поди, пьяный?

— Так пять минут еще, Иван Дормидонтович, — вступился Ревякин.

— И вовсе я не пьяный! — из приоткрытой двери кабинета техника-криминалиста просипел простуженный обиженный голос. — Фототаблицу вот к протоколу осмотра делаю. И вот тут следы еще дополнительно обнаружились — к идентификации, увы, непригодные.

Услыхав такое, Алтуфьев сразу же сделал стойку, как хороший охотничий пес:

— А почему непригодные-то, Африканыч?

— Туфли парусиновые ты как идентифицируешь? Даже размер — и тот примерно. Сорок второй — сорок третий.

— Постой-постой… — заволновался следователь. — Это ты про старую школу?

— Про нее… — в коридоре появилась тощая фигура криминалиста с фототаблицей в руках. — У Шалькина-то — сапоги яловые, с характерными такими гвоздиками подошва. Ну а у погибшей и у этой еще, Матвеевой, вообще «лодочки». Я тут карандашиком красным отметил — где туфли на парусинку накладываются, а где — наоборот.

— Выходит, был кто-то третий. В одно и то же время…

— Вот уж выводы не мне делать. Но похоже, что так.

— Ладно, потом договорите, — жестко промолвил начальник. — Африканыч, давай дуй на собрание. Ага… Это что еще за чудо?

Из дежурки притащили пьяного Глотова.

— Это ко мне, Иван Дормидонтович, — Алтуфьев быстро схватил задержанного за локоть. Крепко так схватил, будто опасался, что и Глотова майор ничтоже сумняшеся тоже загонит в ленкомнату.

— А! — добродушно улыбнулся начальник. — Работайте, Владимир Андреевич. Если что надо, мы тут.

— Спасибо.

Введя задержанного в кабинет, Алтуфьев прикрыл за собой дверь и указал на стул:

— Присаживайся. Следователь районной прокуратуры Алтуфьев Владимир Андреевич.

— Ой! А мы ничего такого…

— А ты у нас, значит, Глотов… э…

— Точно так! Стало быть, Глотов Илья Вадимович. Ранее привлекался… По сто сорок четвертой… часть два… мопед там это… случайно укатили… А потом, стало быть, — по УДО! Все честь по чести.

— Так, Илья Вадимович… — Алтуфьев строго взглянул на Глотова, так что тот — плечистый, хоть изрядно уже и потрепанный жизнью бугай с квадратной челюстью — вдруг вжался в стул, словно захотел спрятаться, укрыться от этого тяжелого взгляда, сделаться как-то незаметнее, меньше. — Скрывать не стану: времени у нас с тобой мало. Про убийство небось уже слышал?

— Это в старой школе-то? — ханыга изменился в лице. — Начальник! Это не мы. Вот, ей-богу, не мы, клянусь.

— На конюшне в тот день были? — следователь форсировал допрос. — В глаза смотреть! Не врать! Отвечать быстро, кратко. Были? Да