Беседы палача и сильги - Руслан Алексеевич Михайлов

себя надеждой, что ты не ждешь от меня большого удивления, палач Рург.

— Не жду — улыбнулся я, но моя улыбка осталась незамеченной.

— И закатывать глаза в притворном ужасе я не стану.

— Надеюсь на это.

— И ты выбил для Нимрода Ворона денежное содержание?

— Ну… принимать мои извинения он отказался.

— И ты решил оглушить его праведную ярость ударом кошелька с деньгами…

— Для этого кошель оказался слишком бы легок — усмехнулся я — Город не станет платить много. Но все же платит. И платит исправно. Нимроду больше не приходится беспокоиться о пропитании зимой. А Буллерейл спокоен, зная, что в Скотных Ямах приглядят за провалами, пещерой с покойниками, повозками золотарей и непоседливой детворой, что вечно занята выяснением кто из них сильнейший и храбрейший.

— И ты успокоил свою совесть…

— Верно — кивнул я.

— Нет у него совести! — буркнул проходящий мимо отшельник и, тяжело бухая ногами, начал подниматься по короткой лестнице — Вот и свет…

— Но он все же уже не так яро пышет злостью — заметила девушка — Прошедшие годы успокоили его?

— Нет — со смешком ответил я — Его успокоило иное. Нечто куда более могущественное, чем несколько медяков и пролетевшие годы.

— И что же? — удивилась поднимающаяся передо мной Анутта — Что я проглядела?

— О чем это вы? — подозрительно прищурился Нимрод, сметающий со стола листву и ветки — А?

— Тут повсюду болотная вонь — ответил я и, коротко осмотревшись, опустился на скрипнувшую подо мной лавку. Всхрапнули привязанные у края помоста лошади, выражая свое недовольство вечерним постоем — Повсюду сырость. Но я уже дважды уловил исходящий от Нимрода запах теплого чистого дома. А еще от него пахнет свежевыпеченным хлебом и мясной похлебкой. Но главное, что от него больше не пахнет одиноким грязным мужчиной, что обитает в болоте — а ведь раньше пахло сильно.

— Ха! — фыркнувший Нимрод опустился на другую лавку, опустил руки на столешницу — Ну вымылся я разок. Чтоб не слишком свербило в… к-хм….

— Еще я заметил, что его одежда под распахнувшимся плащом чиста и аккуратно зашита. А на левом запястье у него браслет из алых и белых нитей.

— Женщина — поняла сильга и взглянула на Нимрода уже без прежней затаенной жалости — В его жизни появилась женщина. Любящая и заботливая женщина.

— Не так уж давно — кивнул я — Нимрод по-прежнему космат и бородат, хрипит и рычит… но он уже не тот звероватый нелюдим что прежде. Еще пара лун и…

— Эй! Эй вы! — подскочивший отшельник бухнул ладонями по хрустнувшему столу и, смущенно кашлянув, повторил уже без прежней запальчивости — Эй вы… вы это…

— Не наше это дело — согласился я — Рад, что ты принял мои извинения, Нимрод Ворон. Я виноват перед тобой. Прости меня.

— В тьму Раффадулла твои извинения, палач! — опять было вскинувшийся Нимрод попытался рассердиться, но у него ничего не вышло и он устало махнул рукой — Проклятье… я все равно ненавижу тебя, Рург.

— Пусть так.

— И никогда не прощу!

— Пусть так — с улыбкой кивнул я.

— Так с чем пожаловали? — этим вопросом отшельник — бывший отшельник, судя по всему — дал понять, что желает сменить направление беседы.

Я перевел взгляд на сильгу и она без колебаний ответила:

— Проведи нас в пещеру с могилами казненных, Нимрод Ворон. И укажи нужную могилу.

— О как… — вздохнул Нимрод и поскреб бороду, что несла на себе не только гнилую труху, но и следы недавного тщательного и долгого расчесывания, если меня не подводят сделанные зимними вечерами трактирные наблюдения. Помолчав еще чуток, он, понизив голос, спросил таким голосом, что не осталось и сомнения в терзающем его страхе — А зачем?

— Ты не удивлен… но ты испуган… — голос сильги притих и стал похожим на тихий шелестящий ветер, что приносит тревожные думы и мертвые листья осени — Редко что может испугать бывшего солдата, прошедшего через столько жизненных невзгод. Такого как ты не испугать смертью или болью… но ты боишься, Нимрод Ворон.

— Глупости! Чего мне бояться?

— Ты и скажи…

— Ха! Я уже свое отбоялся…

— Я палач — мой голос стал другим, куда более жестким, даже неприятным и тоже немного похожим на стылый зимний ветер, что опасно прикасается к коже, грозя скорым морозным ожогом — И не люблю, когда от меня таят ответы. Я не угрожаю, Нимрод. И я только что принес свои искренние извинения. Но пойми и ты меня… вечер уже поздний, мы рядом с почему-то пугающими тебя могилами казненных, а я то и дело ощущаю на себе чужой взгляд, что царапает мне шею… мое терпение на исходе, Нимрод. И я в своем праве злиться — ведь ты, похоже, утаиваешь что-то нехорошее и опасное от нас…

— Сны! — выпалил отшельник и опять пристукнул обкорнанной ладонью по столу — Мне приходят плохие сны, палач! Приходили. Но с тех пор, как я ночую не здесь мои ночи стали спокойными, и я больше не просыпаюсь с подобающим лишь женщинам испуганным криком.

— И это все? — я не пытался скрыть своего разочарования и это взъярило захрипевшего раненым вепрем Нимрода:

— Не все! Та пещера… в ней поселился особый тяжелый запах. И это не вонь мертвечины, палач! Уж с ней-то я знаком хорошо! Это и запахом не назвать! Просто… стоит заглянуть в скопившиеся на каменном полу лужи и мне чудится чужой неприятный взгляд. В углах порой мелькают смутные тени, а в ушах раздается чей-то шепоток или же ехидные смешки, что леденят кровь. И это не страх перед покойниками! Я прожил здесь долго! И лишь в последние два года стал… ощущать… стал бояться… Я… я скажу прямо, а вы уж понимайте как хотите! — поочередно глянув на нас, Нимрод дважды оглянулся, причем сделал это странно, ведь так оглядываются, когда кажется, что сзади кто-то прячется и ты пытаешься подловить этого пройдоху неожиданным взглядом, он продолжил — В Ямах поселилось зло!

Я скривился так, будто отведал прокисшего эля:

— Тьфу…

— Погоди, Рург — остановила меня сильга и, мягко положив ладонь на левое плечо Нимрода, столь же мягко попросила — Загляни мне в глаза… если осмелишься…

— Худого за мной нет — проворчал Нимрод, медленно поднимая лицо — Чего мне бояться женских глаз? Я… — осекшись, он замолк, не сводя взгляда с лица девушки.

Я изумленно подался вперед и с шумом выдохнул. Мне ведь не чудится? Не только глаза, но и само лицо сильги Анутты мягко засветились