Араб с острова Банда - Михаил Васильевич Шелест

кого-то кто-то съест… — Сказал я и достал плетёного из пальмовых волокон варана. Довольно милого на вид.

— Ой Дракоша! — Дочка подхватила подарок и побежала к матери.

Жена стояла, опустив руки вдоль тела, и пристально смотрела на меня. Я подошёл и поцеловал ей руку. Ни обниматься, ни, тем более, целоваться, дворянам на глазах у дворни было не принято. Как и высказывать иные эмоции.

Подошёл брат и обнял меня. Ему было около сорока.

— Вернулся! — Проговорил он, и мне показалось, не очень радостно.

Я усмехнулся.

— Мускат привёз?

— Привёз.

— Много?

— Мне хватит! — Несколько грубовато ответил я.

Меня взбесило. Ни тебе: «Как здоровье?», «Как дела?».

— Как дела, Жуана? Все здоровы?

— Да, дорогой. И Мальчик тоже, — сказала она тихо, показав на кормилицу с малышом. — Мы назвали его, как ты хотел. Сегуро[1]. Проходи в дом.

Кормилица поднесла малыша, и я взял его на руки. Бог не дал мне детей в той жизни. Слишком она была неспокойной. Здесь я осчастливлен сразу двумя. Однако… В здешней антисанитарии… Я погрустнел. Да… Многие знания — многие печали…

Отогнав чёрные мысли, я пошёл в дом, чуть ускорив шаг и оттеснив плечом выдвинувшегося вперёд старшего брата. Тот, не ожидавший толчка, сбился с шага, остановился и пропустил меня в дом первым.

— «Что за накуй?! — С негодованием подумал я. — Кто в доме хозяин?»

Уверенно поднявшись по лестнице на второй этаж, я вошёл в большой зал с узкими мозаичными цветными окнами, в центре которого стоял стол.

— Мне бы сполоснуть руки с дороги, — вспомнил я, но тут же увидел стоявшую с кувшином и полотенцем прислугу.

Отдав малыша, я умылся над медным тазом и первым сел за стол. Брат стоял чуть в стороне. Показав рукой, я пригласил всех к столу.

[1] Надёжный.

Глава 9

— Ты изменился, — сказал брат, когда мы, после обеда, прошли в мой кабинет, уставленный навигационным оборудованием, глобусами и увешанный мной лично нарисованными картами.

— Я убил около сотни человек лично вот этими руками, — сказал я, устраиваясь в кресле. — И это не гипербола, а факт. Точнее — восемьдесят два. Я несколько раз тонул, был два раза контужен и чуть не съеден большим ящером.

— Но… Ты сам, по своей воле отправился туда! — Воскликнул брат.

— Я и не виню никого, — усмехнулся я. — У меня всё удивительно хорошо! Я вернулся живой и невредимый. И сказочно богатым.

— Но почему ты меня… Я твой старший брат.

— Я тебя уважаю, брат, но ты, вероятно забыл, кто в этом доме хозяин? И забыл кодекс чести. Я мог бы тебя убить сразу ещё внизу. Ты оскорбил меня. Но мы братья.

Сиаму потупил глаза и зарделся.

— Прими мои извинения, брат. Я не хотел тебя оскорбить.

— Пустое. И ты прими мои извинения, брат. Как жилось?

— Сложно. Слишком большое хозяйство, а денег не приносит. Отдал сефардам в аренду ещё несколько сотен вар земли. Иначе никак.

— Правильно сделал. Надо всё отдать, если берут. Старые крепостные стены снести, а из камня построить новые дома и продать их сефардам.

— Что ты! А вдруг война?

— И что? Ты один будешь защищать эти стены?

Сиаму удивлённо вскинул глаза на меня.

— А горожане?

— Твои сефарды?!

— Не только сефарды… Наши родичи.

— И сколько их осталось? Все рыцари открывают или завоёвывают новые земли. Некому защищать стены. Да и не от кого.

— Что, войны закончились? — Усмехнувшись спросил Сиаму.

— У нас пока да. Испании не до нас. Она в Америке увязла и с английскими пиратами борется, а мы в Африке, да в Индии воюем. Там все свои силы и положим.

— Не пойму я тебя, брат. Ты что предлагаешь?

— У нас тут земли нет, а ртов — двести домов, — сказал я в рифму. — Земли Ордена король скоро отнимет, и придётся у него выпрашивать, то, что принадлежало нам веками. Предлагаю осваивать новые земли.

— В Индии, что-ли? — Саркастически усмехнулся Сиаму.

— Нет. В Новом Свете. Помнишь, что отец рассказывал про новые земли?

— Смутно. Это ты вслушивался в их морские рассказы, а я нет. Мне было не до путешествий. Уже с пятнадцати лет всё было на мне. Даже когда отец был дома, его, фактически, не было.

Я посмотрел на брата и понял, что ему не до новых земель. Взгляд его был затуманен житейскими проблемами.

* * *

— А почему у тебя глаза стали зелёными? — Спросила Жуана ночью. — Разве так бывает?

— Значит бывает, — сказал я. — Что-то сломалось во мне, когда я тонул. Наверное, вода через глаза стала выливаться из меня.

Я рассмеялся и крепче прижал её.

— Не нравится? — Спросил я.

— Красиво… И вообще ты стал… Твёрже. Крепче.

— Но это же хорошо? — рассмеялся я.

— Хорошо, — рассмеялась она и поцеловала меня в шею.

Я был действительно крепок во всех отношениях и угомонились мы лишь под утро.

— Жуана, надо бы позвать Ицхака Лаурию к нам в дом.

— Сальвадора?

— Да-да. Забыл, что он уже давно Сальвадор.

— Я пошлю за ним.

Ицхак Лаурия, бывший местный раввин, пришёл к нам в дом минут через двадцать.

— Приятно вас видеть в здравии дон Педро.

— И я рад вас видеть, рави.

— Что вы, что вы, дон Педро! Какой я раввин? Мы искренние христиане, дон Педро. Как ваше путешествие? Как гешефт?

— Гешефт так себе. Сколько сможете купить пряностей?

— А у вас сколько?

— Корабль.

— У вас, я слышал, большой корабль. Сколько в нём? И чего?

Я сказал. Ицхак смотрел на меня долго и внимательно.

— У вас странные глаза, дон Педро…

— Не отвлекайтесь, рабе.

Он потеребил жиденькую бородёнку, потом снял кипу и промокнул пот чистым большим платком, вынутым из рукава.

— Ещё не забудьте мою доброту, рабе. Я мог бы продать всё Лиссабонским сефардам. Они меня вчера очень уговаривали.

— Я могу накинуть к их цене ещё…

Мы торговались около часа. Рабе несколько раз уходил и снова возвращался. Наконец мы скрепили договорённость кивками и сакраментальной фразой:

— Ну, хорошо…