Нити зла - Крис Вудинг

— Вполне. — Саран оставался невозмутимым.

Кайку гордо прошла к противоположной стороне палубы и остановилась, скрестив руки на груди и глядя на посеребренные луной волны. Она злилась на себя. На сердце до сих пор не затянулась рана по имени Азара. Она не намеревалась рассказывать Сарану так много. Было бы лучше сейчас развернуться и уйти… Но Кайку не двигалась с места.

Он подошел к ней через несколько мгновений. Положил руки ей на плечи, и Кайку повернулась, не меняя позы. Он снова стоял очень-очень близко, и его тяжелый взгляд буравил ее. Она чувствовала, как колотится сердце, ощущала соленый ветер между ними. Саран наклонился, чтобы поцеловать ее.

Кайку убрала губы, не позволив ему это сделать. Он отстранился, уязвленный. Она выскользнула из его объятий и отвернулась, чувствуя его растерянность и смущение. Вся ее поза, скрещенные на груди руки, напряженные плечи, говорила о неприступности и решительности. Саран постоял еще немного и ушел.

Кайку снова стояла одна и глядела на звезды. Она только что добавила еще один кирпичик в стену, возведенную вокруг сердца.

В Ханзин прибыли ранним утром. Портовый город купался в розовом свечении. Далеко на востоке дул Суранани, и огромные смерчи поднимали в воздух красную пыль пустыни Чом Рин, которая и добавляла свой оттенок к солнечному свету.

Моряки, по обычаю, совершили маленькую церемонию вокруг крохотной святыни, которую вынесли из трюма. Они воскурили фимиам для богини неба и моря Ассантуа в благодарность за благополучное возвращение. Все сарамирцы присутствовали, но Саран и Тсата так и не показались.

Ханзин был не таким оживленным, как Джинка, лежащая к северу. Именно в Джинку приходили суда из Охамбы, но корабли рода Мумака базировались здесь, несмотря на то что тем самым удлиняли себе путь.

Именно в этом, самом живописном на всем западном побережье месте появилось первое сарамирское поселение, из которого впоследствии вырос большой город. В девяноста милях к юго-востоку стоял гигантский обелиск Палексай, отмечавший место первой высадки сарамирцев на этом континенте. И хотя Ханзин так и не превратился в столицу — этот титул достался проклятому городу Гобинде, — он занимал особое положение в истории страны.

Мисани бывала здесь еще в те времена, когда жила со своей семьей. Ей нравились тихие узкие улочки и древние площади, напоминавшие императорский квартал в Аксеками. Но здесь немного меньше заботились о благоустройстве, дома строили немного грубее, и от этого создавалось впечатление чего-то более реального, подлинного. Вот и сейчас вид гладких каменных башен и красного декоративного желоба, кантом проходящего вокруг рыночной площади, рождал в душе Мисани странную смесь облегчения и волнения. Она купила для них это путешествие, но не могла пока никому назвать цену. Деньги не интересовали Чиена. Вместо этого он взял с нее обещание, отказать в котором она в сложившейся ситуации не могла. И не только в уплату долга перед любезным купцом.

— Вы должны побывать в моем доме в Ханзине, — сказал он.

Внешне невинное предложение, как маска, скрывало под собой какую-то правду. И хотя время не уточнили, этикет требовал, чтобы Мисани задержалась по меньшей мере на пять дней. А за пять дней что угодно может случиться… Она не чувствовала себя в безопасности в такой близости от имения Колай в Матаксе.

Мисани взвесила все, в каждой мелочи стараясь разглядеть скрытый смысл. Она привыкла всегда поступать именно так — у нее был к этому особый талант.

Чиен не казался идиотом и мог извлечь из их договоренности огромную выгоду. Мисани знала, что бы она сделала на его месте. Если он и вправду слыхал о разладе в ее семье, то знал, что ей нечего ему предложить. И, возможно, знал также, что Бэрак Аван втайне разыскивает дочь. Чиен просто продал бы Мисани ее врагу.

— Так почему же я согласилась? — спрашивала она сама себя, повторяя слова молитвы Ассантуи и лишь отчасти следя за ходом обряда.

Потому что дала обещание. Она отказывалась идти на сделку с совестью и честью, и именно это в первую очередь превратило ее в изгоя. Она не отступит и сейчас. Чиен знал, что она не сможет отказаться от его предложения, не нанеся ему оскорбления. Она показала бы, что подозревает его. Вероятно, ее мотивы были так же непонятны ему, как и его — ей. Что она делала в Охамбе? Почему так рисковала собой?

Хотя они часто беседовали во время путешествия, Мисани ничего не сказала Чиену. Ее преимущество — в его неуверенности, и это нужно сохранить. А вот когда они доберутся до загородного дома, тогда она и посмотрит, что можно предпринять.

Она не делилась своими страхами с подругой. Сначала и Кайку одолевали те же сомнения, что и Мисани. Пришлось успокаивать заверением, что на Чиена можно положиться. Конечно, ложь, но Кайку ничем не могла помочь. Ей нужно доставить Сарана и его спутника в Провал. А ее импульсивные выходки легко сорвали бы все интриги Мисани.

В конце концов Кайку согласилась, чтобы подруга действовала по своему плану. Мисани и раньше намеревалась направиться на юг, когда они вернутся из Охамбы. Кайку знала об этом. В Провале от Мисани почти не было пользы, разве что когда Заэлис или Кайлин нуждались в совете или Люция искала дружеской поддержки. Нет, она займется другими делами. Если, конечно, будет в состоянии после прощания с Чиеном. Мисани планировала посетить Лалиару, чтобы встретиться с Бэраком Заном. Настоящим отцом Люции.

Путешественники высадились на частной пристани Чиена, который настоял, чтобы они перед отъездом отобедали в его загородном доме. Наметанный глаз Мисани без труда определил, что Саран недоволен такой перспективой. Но вслух кураалец ничего не сказал. Кайку с радостью приняла предложение, потому что ей хотелось чуть подольше побыть с подругой. Тсата и Саран перекинулись парой слов на охамбском — торговец, несомненно, тоже владел им в совершенстве — и Тсата согласился. Кайку боялась, что чужеземец, не обремененный сарамирским воспитанием, скажет какую-нибудь грубость, но Чиен знал, как вести дела с ткиурати.

На пристани их встретили и в карете повезли по тихим улицам Ханзина. С крыш на них смотрели худые кошки. Загорелые женщины отходили в сторону перед проезжающей каретой, а потом вновь принимались мести камышовыми метлами крылечки своих домов. Старики сидели перед открытыми трактирами с кубками вина и кусочками экзотического сыра. Вспугнутые каретой птицы, купающиеся в старых фонтанах, поднимались в воздух. Кайку пребывала в восторге. Она наслаждалась тем, что они снова в Сарамире, что закончилось утомительное путешествие по морю. Мисани ей завидовала. От ее глаз не укрылось, что карета едет по очень странному маршруту, спускается по извилистым улицам и кружит по кварталам. Другие не заметили этого или притворились, что не заметили. Для человека, знавшего Ханзин, все было очевидно.

Дом Чиена не поразил воображение гостей. Он представлял собой приземистое и широкое трехэтажное строение, похожее на пагоду, с изразцовой отделкой по периметру и лепными изображениями духов по углам. Его окружал небольшой сад с живописными тропинками и зарослями, в расположении которых угадывался определенный замысел. На лужайках между ухоженными клумбами и деревьями стояли каменные скамьи и бежал узенький ручей. Дом стоял в богатом районе и почти ничем не отличался от соседских владений.