Алхимия иллюзий - Антон Леонтьев

— Дочка, тебе звонят!

И громким шепотом добавила:

— Виталик!

Интерн, который от говорливой мамы узнал, что «является» другом Вики, не стал ничего отрицать и, не теряя время, позвонил, чтобы пригласить девушку в кино. Вика хотела было сначала сослаться на занятость в связи с подготовкой к выпускным экзаменам, однако потом, увидев шнырявшую туда-сюда по коридору маму, явно прислушивавшуюся к их разговору, переменила решение и произнесла:

— Ну да, хорошо. Давай в выходные?

Потому что поняла: если она даст интерну от ворот поворот, то на горизонте возникнет милый, интеллигентный Витя Титов.

Убийца доброго десятка человек. И, что ужаснее всего, убийца, помешавшийся по неизвестной причине на ней, Вике Косачевой.

Поэтому не оставалось ничего иного, как в субботу чинно-благородно распивать чаи в гостиной в присутствии отца и мамы, а также интерна Виталика, который с зализанными длинными светлыми волосами, в костюме в самом деле выглядел как шотландский лорд.

Наблюдая за ним, Вика поняла, что человек он неплохой, вероятно даже, очень хороший и явно нормальный. И что многие девушки с восторгом вцепились бы в Виталика — только не она сама.

Потому что она по-прежнему любила Игоря — Игоря, убитого Виктором Титовым.

Отец вовлек Виталика в пространную беседу, затронув и политические, и экономические, и культурные темы. Интерн оказался бойким на язык, всесторонне развитым и умеющим отстаивать свою точку зрения. Вика поняла, что отцу он понравился. Мама, подкладывая Виталику вишневого пирога, тоже была на седьмом небе от счастья.

И вдруг Вика поняла — вот что им требовалось: интеллигентный перспективный зять. Такой, как этот интерн Виталик. Или такой, как убийца с многолетним стажем Виктор Титов.

Но никак не такой разбитной и не особо презентабельный, как Игорь. Тот, которого она все еще любила. И который был мертв.

Чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, Вика выбежала из-за стола. Она бросилась к себе в комнату, понимая, что ведет себя не просто глупо, но и вызывающе, но ничего поделать с собой не могла — с собой и своими чувствами.

Нет, она не сможет дружить с этим милым Виталиком только потому, что так хочется родителям. Потому что рано или поздно все будут задаваться вопросом, отчего она не выходит замуж. Потому что, в конце концов, Игоря уже не оживить…

Она уткнулась лбом в оконное стекло — и вдруг увидела на перекрестке, около светофора, посреди снующих прохожих, знакомую фигуру. Облаченный в черный дождевик Виктор Титов стоял и, задрав голову, смотрел вверх. Заметив ее, он поднял руку, выставив вверх большой палец.

Вика в ужасе отшатнулась, а затем стала лихорадочно задергивать шторы. Как назло, одно кольцо зацепилось за другое, и штора не двигалась с места. Рыдая, Вика стала дергать штору, чувствуя, что готова порвать ее, сорвать со штанги, бросить на пол и растоптать.

— Разреши тебе помочь, — услышала она приятный голос и почувствовала, как кто-то полуобнял ее, забирая из ее руки штору, в которую она вцепилась как сумасшедшая.

Как сумасшедшая…

Интерн Виталик, мягко, но настойчиво отодвинув девушку в сторону, взял стул, поднялся на него, разъединил кольца, а затем спросил:

— Ты ведь хотела задернуть шторы?

— Отойди от окна! — закричала Вика.

— Боишься, как бы киллер в меня из винтовки с оптическим прицелом не выстрелил? — улыбнулся Виталик. — Думаю, ты переоцениваешь мою значимость для мировой общественности в целом и городского здравоохранения в частности…

— Отойди от окна! — повторила громко Вика.

И Виталик, задернув шторы, подчинился. А затем, взяв Вику за руку, опустился с ней на тахту и спросил:

— Тебе требуется помощь?

Вика зарыдала, уткнувшись в плечо незнакомому молодому человеку. Она знала, что ведет себя по-идиотски, но ничего поделать с собой не могла. Больше всего она боялась, что он начнет ее утешать или, что еще хуже, задавать вопросы.

Вопросы, на которые у нее не было ответа.

Однако Виталик, позволив ей выплакаться, ничего не спросил, а только через несколько минут, когда водопады слез стали иссякать, произнес, протягивая бумажную салфетку:

— Тебе одной хватит или еще принести?

Вика сквозь слезы улыбнулась и вдруг почувствовала себя легко-легко, впервые за долгие недели.

В дверь постучали, на пороге возникла несколько обескураженная мама.

— А у вас все в порядке? Дочка, ты плакала?

— Извините, это я ей глупую слезливую историю рассказал, — произнес с мягкой улыбкой Виталик. — Так ведь, Вичка?

Она, вздрогнув от ненавистного обращения, произнесла:

— Ну да, птичку жалко, мама. Только, Виталик, прошу — не называй меня так!

Затем они отправились в кино, на какой-то крутой блокбастер, содержание которого, впрочем, Вике было безразлично. С Виталиком она чувствовала себя такой свободной и вне оков прежнего существования, что наслаждалась каждой минутой. Нет, это была никакая не любовь и даже не привязанность к человеку, которого она не знала, но который был ей очень симпатичен: это была элементарная радость вещам, которых она была лишена все это время.

Попробовать вкусное мороженое. Выпить лимонаду. Прогуляться по центру города. Посмеяться нескольким невинным анекдотам. Услышать комплименты в свой адрес. Понять, что она умеет нравиться.

И не только психопатам наподобие Виктора Титова, но и другим людям.

День пролетел незаметно, и Вика с грустью поняла, что они подошли к подъезду ее дома. Виталик, потоптавшись, произнес:

— Ну, это было действительно классно. Мне давно не было так хорошо.

Он явно не знал, что еще сказать и на что рассчитывать. Девушка, сама поцеловав его в щеку, проговорила:

— И мне тоже, Виталик, и мне тоже… Может, повторим на днях?

Вика, решив не дожидаться ушедшего наверх лифта, стала подниматься по лестнице, как вдруг услышала позади себя топот. Неужели Виталик, с которым она только что рассталась (и который, бесспорно, был мил, даже очень мил, хотя ни о какой любви тут нельзя вести и речи), отчего-то вернулся — обернулась.

И увидела искаженную гневом бледную физиономию Виктора Титова, арктически-ледяные глаза которого горели адским огнем.

— Вичка, как ты можешь? — произнес он трагическим шепотом, и девушка отметила, что у него дрожит губа. — Ты предала меня!

Вика изумленно уставилась на Титова и вдруг поняла, он в своей любимой манере шпионил за ней и за Виталиком и, естественно, стал свидетелем невинного поцелуя у подъезда.

— Что значит предала? — спросила Вика, пытаясь подняться выше, но Титов цепко схватил ее своей худой, но жилистой рукой. — Ты кто мне, друг, приятель или, быть может, законный супруг?