Погребенные за мостом - Альбина Нури

«Покойника через мост переносят. Боятся, что он может вернуться», – всплыло в памяти у Васи.

– Считалось, что «ходячие» покойники оскверняют землю своим присутствием, достойные умершие могут разгневаться, если рядом окажется «нечистый», а гнев мертвецов опасен для живых. В городах или пригородах для погребения «неправильных» мертвяков устраивали «божедомки» – отдельные кладбища, широкие и глубокие ямы, перегороженные досками. Еще такие делали во время мора.

– Почему их называли «заложными»? – спросил Дима.

– Мертвецов не зарывали, а закладывали бревнами, кольями, разными ветками, палками, – пояснил Арсений. – Короче, если похоронить «ходячего» правильно, то окаянный мертвец не сможет принести живым всевозможных несчастий.

– Несчастий? – переспросила Вася. – Каких?

– Засуха, наводнение, пожар, гибель урожая, болезни скота. Или мор. В общем, когда «неправильные» покойники находятся подальше, всем от этого только лучше. – Арсений обвел ребят взглядом. – И еще, чуть не забыл: я прочитал, что у славянских народов вода – один из путей в загробный мир, где обитает разная нечисть. Через воду можно связаться с умершими, призвать разных тварей в мир живых.

– Вода… – Катя зябко повела плечами. – Этот бесконечный дождь.

– Он льет – и как будто какой-то проход открывается. – Дима обвел всех испуганным взглядом. – Проход туда.

Илья шел от заброшенного здания – ничего важного, привычный ежедневный обход – и видел идущих к главному корпусу Марину и Дарко. Они вышли из автомобиля и медленно брели по дорожке под одним большим зонтом.

Плечи Марины были опущены, даже рыжие волосы потускнели – весь ее облик выражал полнейшее отчаяние. Илья знал, куда они ездили: к мосту, провожали очередную группу отъезжающих. Необходимости в этом не было, люди уезжали на автобусах, но Марине хотелось убедиться, что все в порядке, а Дарко не мог оставить ее одну.

Вчера вечером и сегодня рано утром прошло два больших совещания: решали, как быть, что делать. В группе из Сибири заболели больше половины детей. Во второй, пермской, симптомы появились у двоих ребят. В группе Нины все были здоровы, никаких проблем, кроме так и не появившегося Сомова, который по-прежнему скрывался где-то.

Больных изолировали в отдельное крыло, но пускать все на самотек было нельзя, и поэтому, связавшись, как они сказали, с «компетентными органами», руководители сибирской группы решили, что им стоит вернуться в Россию.

Нина тоже позвонила – и ее начальство решило, что причин прерывать отдых и лечение нет, так что группа пока оставалась. Пермяки хотели вернуться, но Марина, донельзя расстроенная таким ходом событий, принялась уговаривать Оксану Юрьевну.

– За последние сутки заболевших не прибавилось, – говорила директриса. – И вообще, что это за болезнь такая? Врачи знать не знают, никаких признаков инфекции, чистая психосоматика! Сон плохой, голова кружится, слабость – это может быть самовнушением! Уедут те, якобы заболевшие, и все остальные забудут. А скоро, говорят, и дожди прекратятся. Будет ли еще возможность лечиться у этих детей – большой вопрос, так стоит ли уезжать?

Оксана Юрьевна позвонила в отдел образования, своему начальству, объяснила ситуацию и получила ответ: прерывать лечение всей группы из-за двух человек нецелесообразно. Деньги уже перечислены, чтобы вернуть средства, нужны более веские причины.

В итоге группа осталась в Бадальской Бане, а заболевшие дети – мальчик и девочка двенадцати лет – лежали в изоляторе.

Вопросы с авиабилетами в Москву были улажены, и около полудня пришел автобус, который должен был забрать отъезжающих. Позавчера уволился один из поваров, а также две медсестры, администратор и уборщица. Бадальска Баня пустела на глазах, и Илье снова пришли на ум пригрезившиеся на днях слова покойной жены: беги, уезжай! Иногда ему казалось, что так и нужно поступить, но потом это выглядело просто глупо. Поэтому он остался.

– Уехали? Все в порядке? – спросил Илья, подходя к крыльцу одновременно с Дарко и Мариной и снимая с головы капюшон.

– Уехали, но в порядке далеко не все, – бросила Марина и, одарив Илью сердитым взглядом, словно он был виноват, прошла к дверям.

Дарко и Илья остались на крыльце. Главврач закрыл зонт – это выглядело так, словно черная птица сложила крылья.

– Что это с ней? – спросил Илья.

– Да она уж вроде смирилась, что дети уехали, а тут на́ тебе! Звонит сейчас Маркович – доктор, ты его знаешь, и говорит, что они с женой, она тоже врач, уезжают. Берут расчет. Она их и так уговаривает, и эдак, мол, что случилось-то? А он ничего толком не говорит, требует вернуть документы. Хотят уехать сегодня, сейчас же.

Дарко достал сигареты, прикурил. Илья чувствовал, что это еще не конец истории. Так и оказалось.

– И ладно бы только Марковичи! Марина перед отъездом зашла в кабинет, а там пачка заявлений на увольнение! Чуть не половина персонала, большая часть – из наших, местных. Да что там! – Он сделал глубокую затяжку. – Кроме меня, почти все из нашего поселка сказали, что завтра не придут. Магазин в главном корпусе и кафе уже не работают, сам знаешь. Все тут рушится. А ведь часть отдыхающих еще здесь – Марина уговорила. Кто будет их обслуживать?

– Черт возьми!

– Не иначе, он, рогатый! – Дарко посмотрел в сторону заброшенного здания. – Народ разбегается: Милица постаралась или еще что… Никто не хочет оставаться, хотя десятилетиями тут работали. А вот поди ж ты – обычное суеверие сбило с толку.

– Ты уверен? – вдруг быстро спросил Илья, не успев задуматься, стоило ли открывать рот.

– Прошу прощения? – не понял Дарко.

– Уверен, что это пустые суеверия?

Главврач смотрел, нахмурившись, будто желая понять, не разыгрывают ли его.

– Мы же с тобой взрослые, образованные люди, – проговорил он после небольшой паузы. – Двадцать первый век, о чем ты вообще?

Но за этим тоном, слегка приправленным агрессией, Илья отчетливо услышал смятение, и Дарко понял, что друг уловил его настроение. Это, кажется, смутило его, и он поспешно проговорил, что ему срочно нужно в лабораторию.

– Заходи вечерком ко мне, – предложил он и умчался прочь.

Илья, закончив свои дела, так и сделал. Персонал уже расходился – кто-то, по всей видимости, не собираясь больше возвращаться. Илья шел по коридору в кабинет к Дарко, чтобы припереть его к стенке и заставить сказать, что он на самом деле думает по поводу всей этой ситуации. Пусть это ничему не поможет и ни на что не повлияет, но Илье не нравилось чувствовать, что его дурят.

Кабинет был открыт, но главврача внутри не оказалось. Это было обычным делом: Дарко постоянно убегал куда-то, даже не подумав запереть дверь. Илья вошел внутрь, собираясь заварить им кофе, но не успел взять в руки джезву, как зазвонил стоящий на столе телефон – не внутренний, а городской.