Нерушимый 6 - Денис Ратманов

помнишь, что завтра я могу не прийти на треню…

— Помню, — помрачнел Димидко, а потом сразу воспрянул: — Ты видел, что про нас журналюги пишут?

— То ли еще будет! Впереди вышка и чемпионат мира! — сказал я, ничуть не сомневаясь в своих словах.

Мечты сбываются, прошлое сжирает все то, что было плохим, и остается только настоящее, когда вся жизнь впереди, и от открывшийся перспективы кружится голова.

Осталось пережить завтрашний откат. В дрожь бросало от мысли, каким он будет. Надо предупредить всех, что могу впасть в неадекват.

Глава 10

Принес посылку для вашего мальчика

Проснувшись вместе со всеми, я поначалу не понял, что со мной не так и в чем я худший. Прислушался к себе: страха нет, злости и раздражительности тоже.

Клык, предупрежденный о том, что сегодня я могу слегка сойти с ума, заметив, что я проснулся, бросил заправлять свою кровать и напрягся.

— Ты как? — спросил он.

— Да вроде норм.

Я поднялся, попытался встать с кровати, но запутался в одеяле и упал. Выставил руки, но они разъехались, и я припечатался лицом к полу. Выругался, вытер кровь, бегущую из разбитого носа, и понял, что сегодня я — худший в мире ловкач. То есть я буду спотыкаться на ровном месте. Как бутерброд, — падать маслом вниз, а также биться об углы и выпадать с балкона.

Клыков помог мне подняться. Я уселся на кровать, запрокинул голову, ощупал нос: вроде не сломал. Теперь надо в туалет. Мой поход туда будет напоминать попытку вдребезги пьяного одолеть Эверест, о тренировке и речи нет, так что придется целый день лежать и смотреть сериалы.

— На тренировку сегодня не пойду, — ответил я на немой вопрос Клыкова, заглядывающего в лицо, — ноги не держат.

Если бы моим соседом по комнате был Погосян, он бы уже душу вымотал: а почему, а как, а что теперь, Клыкову же если и было интересно, то он молчал.

— Рома, попрошу тебя о неприличном: проведи меня, пожалуйста, в туалет. Точнее, я пойду сам, а ты, если что, лови.

Посидев еще немного и подождав, когда прекратится кровотечение, я поднялся, держась за спинку кровати, и медленно, скользя стопами по полу, двинулся из комнаты. Клыков, готовый меня ловить, дышал в затылок. Ноги подгибались и норовили подвернуться, тело казалось мешком с картошкой.

В туалете тоже не все прошло гладко. Не упал, не убился, и на том спасибо. Душ принимать не рискнул, умылся, во время чистки зубов расслабился и травмировал десну. Пьер Ришар с его невезением нервно курит в сторонке.

Выйдя, опять же под присмотром Клыка, отправился завтракать. Сегодня дежурным по кухне был Погосян, любящий кулинарные изыски, и нас ждала долма — голубцы в виноградных листьях.

— Че с тобой? — вытаращил глаза Мика.

— Ноги не держат, — повторил я для всех, — предупреждал же: когда переутомляюсь, меня на следующий день может срубить.

Я потянулся к чайнику, но Клыков за мной поухаживал, плеснул чаю в чашку. А вот есть было страшно: вдруг подавлюсь? Может, ну его, и правильнее сегодня голодать?

Взревевший живот со мной не согласился, и я принялся медленно и очень осторожно, маленькими порциями жевать.

За пять минут до выхода к нам заглянул Димидко — поинтересоваться, как я. Неодобрительно покачал головой, но обвинять в том, что я наркоман, как во время прошлого отката, не стал. Видимо, решил, что гениальность граничит если не с безумием, то с некоторыми странностями.

Потом Клыков принес мне в комнату воду, недоеденную еду, и все ушли, оставив меня одного, и я впервые в жизни на своей шкуре испытал, как же тяжело инвалидам и всяким парализованным!

Но у меня был телефон, и я смотрел сериал про футбольного тренера, который с нуля поднимал команду. И поднял! Все почти как у нас, даже трикстер есть, на Гусака похожий. Но был нюанс: я постоянно ронял телефон и, переворачиваясь с боку на бок, умудрялся биться о стену локтями или коленями. Представляю, как бы мне было весело, если бы такой откат догнал меня после матча в гостях, когда куда-то надо ехать. Тащили бы меня на себе по очереди, а потом — статья в прессе: «Посмотрите, как Нерушимый нажрался, празднуя победу».

В общем, день прошел, а ты все жив.

Вечером парни принесли вести, что Левашов влился в коллектив, скорее нет, Димон вел себя так, словно от нас и не уходил, правда, его появление расстроило Жеку. Пока они ужинали и до отбоя я читал новости, дабы потешить тщеславие. Журналюги как-то прознали про Микроба, правда, тему не раздули: промелькнула новость в заголовках и стухла. Не хватало еще, чтобы Федора в прессе полоскали!

Что ж, мы становимся знаменитыми, нужно привыкать. А еще, кроме меня и Погосяна, стали писать о таланте Димидко. Риторика резко изменилась, теперь нам пророчили не вылет во Вторую лигу, а вышку — с таким-то тренером!

Но больше меня удивило не это, а фотография Дарины, разворачивающей параплан, и заголовок: «Люди-птицы». В статье писалось о парапланерном спорте и о том, что небо — это любовь с первого полета и навсегда.

Выходит, пригласив Дарину полетать, Мика подарил ей небо? Сам слился, а ей понравилось, и она подсела на парапланеризм?

Следующий день, воскресенье, прошел обычно: ушатывание — обед — двусторонки. Левашов выскакивал из штанов, доказывая, что он велик. Жека пытался выпендриться, что он круче. В двусторонках их поставили в разные команды, меня — с Левашовым, и мы выиграли со счетом 1:0 — больше благодаря мне, конечно. Гол забил Гусак, которого готовили как замену Микробу.

А вечером, помимо того, что, когда мы придем домой, там будет Микроб, меня ждал сюрприз.

Мы с парнями выползли полуживой вялой толпой и с максимальной скоростью устремились домой, к Микробу, который уже, наверное, заждался, и тут меня окликнули знакомым женским голосом, от которого по позвоночнику прокатился холод. Я обернулся и заметил высокую девушку в длинном сером плаще.

Я отстал от парней, махнул остановившемуся Погосяну, чтобы уходил. Увидев Лизу, он набычился и сплюнул, но послушался, потрусил прочь.

Мы с Лизой замерли друг напротив друга.

— Привет, — сказал я.

Лиза ринулась навстречу, обняла меня. Я так и остался молча стоять. Что это? Зачем? Я сосредоточился я на ее желаниях: обнять и не отпускать. Больше всего на свете она хотела, чтобы я был в ее жизни.

— Прости меня, — всхлипнула она.

«Бог простит», — подумалось мне, но я промолчал.

Она прижалась тесно-тесно.

— Я… не могу без тебя.

Я осторожно взял ее за руки, отстранился и сказал:

— Можешь, Лиза. Мало того, тебе без меня будет лучше, и ты сама это понимаешь. Вот сейчас перетерпишь — и все наладится.

Ненавижу женские слезы!