Сага об орке. Выбор сделан - Игорь Чиркунов

Да какого!!!

Я, думая, что атака последует сзади мигом развернулся.

Что за фигня? Задняя пятерка, так же неторопливо присоединилась к остальным, и неспешно, вытягиваясь походной колонной светло-серые хищники скрылись в редеющем снегопаде.

Из меня как будто вытащили стержень, или открыли клапан, и я сдулся. Продолжая удерживать топор в обеих руках, рухнул на колени в снег. Пульс молотил в висках как бешеный. «Бам-бам-бам» отдавалось в ушах. Грудь ходила ходуном, захватывая все новые и новые порции морозного воздуха, пытаясь насытить организм кислородом. В голове — звенящий вакуум, извилины кажется отказывались ворочаться.

Наконец я смог подняться на ноги. Что это сейчас было? Почувствовал, как замерзают кисти. Сунул топор за пояс, и с удивлением увидел варежки. Там же, за поясом, я же их пихнул туда, когда доставал Сигмунду рыбу! Вот ведь совсем из башки вылетело!

Натягивая на ходу заледенелые варежки, и проваливаясь чуть ли не по колено пошел обратно, к лыжам. Сколько же я пробежал на рывке! Как-то безразлично всплыла мысль, что плащ-то я зря скинул. Надо было его на левую руку намотать! Видел же тысячу раз в кино — человек противостоящий собаке или волку обязательно наматывает что-нибудь себе на руку.

Кое-как забрался на лыжи, из глубокого снега это оказалось не так просто сделать. А где я?

Ветер почти стих, только реденький снежок неспешно падал с неба.

Ба! Да я оказывается стою на гребне, разделяющем два фьорда! Справа от меня тянулся совсем узенький, как колодец меж высоких скал. Как улочка меж высоченных небоскребов. А до воды… этажей двадцать, не меньше! Сколько это в метрах не знаю. Фьордик тянулся от меня вдаль, и исчезал за поворотом.

Фьорд слева был гораздо шире. В ширину наверно шесть или даже восемь высот окружающих его скал. Начало его тоже терялось где-то далеко позади меня.

Любопытство заставило двинуться дальше, но далеко я не ушел. Где-то через полкилометра путь мне преградил обрыв — маленький фьордик впадал в большой, становящийся после этого совсем широченным. Снег к этому моменту прекратился, и предо мной предстала панорама залива, постепенно расходящегося, расходящегося… и впадающего в море. Или это уже океан? С высоты я не отрываясь смотрел, как тусклые, огромные волны неспешно и величественно перекатываются по бескрайней шири. И сверху, в эту свинцовую воду неспешно опускается уже не слепяще-белый, а темно-бордовый громадный диск солнца.

Завороженный величественной картиной, я стоял и стоял, пока солнечный диск не коснулся своей нижней кромкой воды. Вздохнув, я понуро развернулся, и потопал на выход.

Да-а-а… И что мне с этой красоты? На хлеб не намажешь, и вместо шубы на плечи не накинешь, невесело усмехнулся, и на остров Странников на ней не уплывешь…

Злость и безумие вконец оставили меня, оставалась только грусть и щемящая тоска. Хочешь, не хочешь, а сидеть мне тут еще не меньше пары лет. Или даже более того. Пока вес не наберу, пока не смогу в ответ на «испытание» Сигмунда схватить этого «испытателя» за ногу, и отправить в испытательный полет. С луком у меня не выходит ничего, и это надо признать честно. Я, конечно, могу целиться из нетугого лука, может быть, стоит освоить его для охоты. Но боевой мне не освоить. Чтобы попадать не целясь, это мне тренироваться непонятно сколько лет. А чтоб прицелиться… Какая-то мысль мелькнула в голове, но «поймать ее за хвост» я не успел. Значит, чтоб прицелиться (мысль потекла медленнее) мне лук натянутым не удержать… И натягивать мне такую тугую штуку лучше двумя руками…

Я встал как вкопанный, боясь спугнуть идею. Так… Натягивать, говоришь… Двумя руками? А целиться… Удерживая натянутым?

Да я же баран тупорогий! Это же должно было прийти в голову любому сопливому пятиклашке, стоило ему появиться здесь! Прогрессор хренов! Склеротик! Такую простую конструкцию упустил из виду!

Сердце вновь стало колотиться сильнее. Похоже я все-таки пойду в поход этой весной! Утрись Калле! Засунь свои сомненья себе в задницу, Сигмунд! Хельми… я довольно ухмыляясь покачал головой, ты будешь удивлен!

Повеселевший, чуть ли не насвистывая, и переставляя ноги под звучащую в голове легкую музыку я отправился на пастбище. За моей спиной садилось солнце, но я чувствовал, как очередная страница моей жизни вот-вот перевернется!

Конец первой части

Добрался я до пастбища уже далеко затемно, если такое слово можно применить к особенностям моего зрения в совокупности со снежной целиной. Солнце село, звезд не видно, легкий сумрак снизивший видимость до полукилометра, да отлично различимые действующие вулканы вдалеке. Чего Фроди пугает меня всякими «дикими охотами»? Суеверия все это…

Вот волки — не суеверия, волки как раз реальность. Хотя какая-то пассивная реальность, что им стоило наброситься на меня вдевятером? Одного-двух я бы, конечно, порубал, тут я уверен, а дальше… Дальше все бы сложилось для меня печально, я парень здравомыслящий, в возможность одному отмахаться от такой стаи верю слабо, это не кино, где герой расшвыривает врагов пачками, это жизнь, где всегда найдется тот, кто этому герою на спину прыгнет.

На пастбище не спали. Вернее, не спал Итун, сидевший как сугроб в своем плаще из козлиной шкуры, и такой же меховой шапке. Рядом, руку протяни, стояло воткнутое в землю копье. Ну да, ну да, формальности соблюдены — раб сидит без оружия, а оно рядом по какой-то случайности. Он сам часом не попаданец? Я думал такое формальное следование законам удел нашего времени?

Усмехнувшись, я под внимательным взглядом старого раба вошел в палатку.

Внутри было тепло. Мерцая, тлел в очаге торф, подсвечивая нехитрое убранство. Фроди лежал на одной из импровизированных то ли нар, то ли кроватей, укрытый шерстяным одеялом и брошенной поверх шкурой, но не спал.

— Не думал, что ты вернешься. По крайней мере сегодня.

— Я и сам так не думал, — выдохнул я, усевшись прям в плаще поверх второй шконки.

Несколько минут мы молчали. Наконец Фроди первым нарушил молчание:

— Что это было, парень? Ты чуть было не пырнул сына хозяина одаля. И пусть он для тебя двоюродный брат, но последствия от этого легче не были бы.

— Довел, мелкий гаденыш… — поморщился я.

— Не такой уж он и мелкий, — хмыкнул Фроди, — покрупнее тебя будет.

— Все одно — мелкий и гаденыш, — с нажимом повторил я, вздохнул. — Извини, Фроди, что-то нервы ни к черту стали.

— Что? — наморщил лоб тот.

— Ах, да… — опомнился я, — прости, кровь в голову ударила.

— Так понятнее, — согласился ночной собеседник, — а то говоришь человеческими словами, кто тебя знает, что хочешь сказать?

В который раз я напомнил себе, что за лексикой надо следить.