Я выбираю здоровье! Выход есть! - Сергей Бубновский

Наступил новый, 2016 год. Для меня он начался отлично: я познакомилась с молодым человеком, вернулась в Москву, устроилась на хорошую работу. Жизнь стала налаживаться, я остепенилась, стала больше бывать дома: дом — работа, работа — дом. Но боль вернулась.

Однажды, проснувшись утром, я почувствовала боль около лопатки слева. Пошла спокойно на работу. В течение дня боль из лопатки перешла в левую руку и стала простреливать, будто огнем. Но мне почему-то не было страшно. На работе мне порекомендовали кровать с нефритовыми роликами. Я сделала массаж на этой массажной кровати, но боль только усилилась и стала уже не простреливать, а держаться постоянно. Жгло сильно. Я стала нервничать. Позвонила близкому человеку спросить совета. Он предложил сходить на массаж. Когда я вышла с работы, половину пути я шла еле-еле, очень медленно, потому что каждое движение, каждый шаг вызывали такую боль, что просто невозможно описать: будто отрезают руку. Я прижала ее к телу второй рукой и продолжала идти. А идти к тому же было тяжело, потому что тогда было много снега и сильный гололед на тротуарах. Ноги разъезжались, и от попыток удержаться на ногах и рывков я ощущала чудовищную боль в руке. В итоге слез держать я больше не могла и начала сильно плакать, но продолжала идти.

Когда я пришла к массажисту и он положил меня на кушетку, я орала как резаная. Сначала он нажимал мне на разные точки на спине. Я вся покрылась какими-то красными пятнами. Любое его малейшее прикосновение усиливало боль. Я просила вколоть мне что-то обезболивающее и отпустить. Но массажист, видимо, от большого желания мне помочь начал меня скручивать и щелкать костями в разные стороны, при том что у меня третья степень сколиоза, и это не рекомендуют. Сейчас я это понимаю, но в то время я этого еще не знала.

Короче, тогда я уже была сама не своя. Я умоляла, плакала, кричала. Мне просто хотелось умереть. Мне вкололи диклофенак по моей просьбе. Домой я добралась на такси, но не помню, как я до него дошла. Помню, что захожу в подъезд и в предбаннике начинаю хромать, левая нога, будто пьяная: я наступаю на нее, а она ослабела. Я была просто в шоке. Поднимаюсь на свой этаж, захожу домой, хожу по комнате, а нога все такая же. Меня охватывает такой ужас, я уже не плачу, я уже вообще не понимаю, реально ли все вокруг или нет.

Я очень испугалась быть дома одна, потому что мне показалось, что я умираю. Я вышла обратно на улицу и стояла у подъезда, но это продолжалось совсем недолго: я вдруг поняла, что правая нога становится такая же, как левая, ведет себя так же. Со стороны, как мне казалось, я выглядела, мягко говоря, странно, как алкоголичка. Меня сильно шатало, потому что ноги стали мягкими и неустойчивыми.

Я позвонила своему молодому человеку, а он как раз уже подходил к моему подъезду. Он подбежал, взял меня на руки и понес домой. Положил на кровать, и я отключилась: то ли сознание потеряла, то ли уснула, буквально на минуту, как мне показалось, не помню. Но потом мне стало так хорошо — перестало все болеть. Тогда я подумала, что умерла, но не поняла, почему я на диване: неужели это и есть жизнь после смерти, о которой говорят?

Когда я увидела своего молодого человека, то поняла, что я жива. Посмотрела на ноги, и мне показалось, что их нет. Будто от плеч все отрезали. Когда мне поднимали ноги, они как будто были очень далеко, в другом конце комнаты. Я перестала чувствовать их от самых пальцев ног до ключиц.

Был уже вечер. Мы позвонили знакомым врачам, они посоветовали спазмолитики. Казалось, что скоро все пройдет. Молодой человек был в таком ужасе, он был бледный, ему было явно страшно. Но, видимо, весь страх он забрал на себя, потому что мне совсем не было страшно. Он пытался меня успокоить, но мне кажется, что он скорее успокаивал себя, потому что я больше не плакала.

Утром мы позвали знакомого хирурга, он какой-то иголкой поводил мне по животу, груди и ногам. Поспрашивал, чувствую или нет. Потом сказал, что все будет хорошо. Он отвел моего молодого человека на улицу и сказал, что все плохо (но я об этом узнала только через год).

Кстати, «Скорую» вызвали почти сразу, как это случилось, но она приехала только спустя три часа, я уже уснула, и мы решили подождать до завтра. Так как утром ничего не изменилось, решили еще раз вызвать «Скорую». Все это время я в основном молчала: у меня было ощущение, будто я в телевизоре. Все какое-то нереальное. «Скорая» приехала и незамедлительно меня забрала. Мы приехали в больницу, а положили меня в отделение хирургии только к ночи. Все это время в приемном отделении я лежала на каталке и ждала. Я не плакала, а даже улыбалась. Тогда я еще не знала, что завтра это не пройдет.

Всю ночь я не спала, потому что была одна. В палате было еще много людей, но ко мне никто не подходил. Медсестра тоже не заходила, мне не хотелось ни пить, ни есть. Подруги передали мне что-то вкусное, но мне ничего не хотелось.

Утро началось с капельниц. И все: таблетки и капельницы. Через какое-то время меня перевели в другое отделение, уже в нейрохирургическое. Там меня запустили совсем. Я очень долго не ходила в туалет, и мне занесли страшную инфекцию в мочевой пузырь.

Помню, 14 февраля (а это мой любимый праздник) я попросила своего парня приехать и увезти меня подальше от палаты. Так и случилось. Мы попросили больничную инвалидную коляску. Так я оказалась в ней впервые. Ощущения были непередаваемые. Меня сидя шатало. Руки я могла поднимать только перед собой, а если поднимала их чуть выше, то меня тянуло назад. У меня на тот момент были очень длинные волосы, и заплести их было просто невозможно, но выбора не было, и я старалась.

Помню, была одна замечательная няня, которая готова была во всем мне помогать. Ей почему-то не разрешали, и она тихонько приходила ночью и помогала мне сходить в туалет. Я тогда совсем ничего не чувствовала, но понимала, что живот адски болит и что все очень плохо. Потом я узнала, что мне надо делать операцию. Вернее, мне разрешили самой сделать выбор: делать операцию или не делать. Я думала долго, вернее, я просто очень сильно боялась, все-таки это не аппендицит.

У моего молодого человека есть знакомые врачи, и они мне помогли выбить квоту. Меня продержали в больнице еще немного и отправили домой. Я каждый день ждала, что все пройдет. Мне было стыдно за себя такую, я стеснялась купаться, а одна этого делать не могла, потому что падала, и мне приходилось все время удерживаться руками за все вокруг.

Дома я впервые вертикализировалась. Простояла 2 секунды. Через недельку у меня зашевелился большой палец на левой ноге. И вот тогда я впервые начала заниматься дома на эспандерах. Ноги, тело — ничего не шевелилось совсем. Я плакала от того, что голова взрывалась при попытке сделать любое движение.

Я смотрела на ноги, представляла, давила, дергалась и сильно кричала, но ничего не помогало, абсолютно ничего. В туалет ходить я не могла — ничего не чувствовала. И я начала пить. Пить алкоголь. Мне становилось легче, и появлялось ощущение полного безразличия к тому, что со мной происходит. Я понимала, что так нельзя, но адекватно смотреть на все, что происходит, мне совершенно не хотелось.