Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака - Марина Ларина

— Сука, ты кто такая? Что тебе надо? — схватившись за раненую руку, завопил Васильев.

— Сдвинешься с места, я выстрелю в лоб, — ответила Настя, хватая наган Дим Димыча и кладя его в сумку. — А теперь, гад ползучий, если хочешь жить, отвечай на мои вопросы. Бандитов на Савелия ты навел?

— Они бы меня убили, — ответил, шипя от боли, Дим Димыч.

— Не ври, сволочь, ты с ними заодно, — сказала Настя.

— Это все они… Я не… хотел.

— Не хотел бы, не сказал бы. Кто такой Полкан?

— Я не знаю.

Настя прицелилась.

— Стой, не стреляй! Я скажу. Полкан держит полгорода. Ему нужен был Савелий. Тот у него что-то выиграл в карты… И девка одна ему чем-то насолила.

— Как его зовут? Как Полкана зовут по-настоящему? — повторила свой вопрос Прокофьева.

— А на хрена тебе это? — злобно огрызнулся Васильев.

— Отвечай, сволочь. Знаешь, что стряслось с Носком? Испытаешь то же, — пригрозила Настя.

— Так это ты та самая девица? Андрей Басалыга его зовут, — испуганно ответил вероломный сосед Рыжова.

— Кандидат — кто? — не отставала со своими вопросами Прокофьева.

— Этого я не знаю, — снова попробовал увильнуть от ответа Васильев.

— Стреляю по яйцам, — пригрозила журналистка.

— Стоп, не надо, — прошипел Васильев. — Педераст с телевидения. Он сам себя ограбил на днях.

— Штайнер, что ли? — вспомнила журналистка нашумевшее криминальное событие, о котором она писала.

— Да, Штайнер. Вот тебе!

Дим Димыч резко вскочил, переворачивая стол на журналистку. Но Настя успела отскочить и выстрелила. Пуля попала в ногу Васильева, он осунулся по стене на пол.

— Сука, я же сдохну сейчас от потери крови, — проскулил бывший опер.

— Я тебе оставлю одну руку, чтобы набрать «03», когда я уйду, если ты мне ответишь на последний вопрос. Где искать Полкана?

— Я не знаю. У него берлог хватает.

— Раз, два… — начала отсчет Прокофьева, у которой неплохо получалось играть роль профессионального киллера.

— Подожди… не стреляй. Есть телефон, — снова сдался Васильев.

— Где твой мобильный? — сухо спросила журналистка.

— Там, на полке. Номер на имя Крот, — добавил Дим Димыч.

Прокофьева сняла мобильник с полки, нашла номер, нажала кнопку связи.

— Басалыга?

— Что?.. — трубку отключили.

— Ты врешь? Прощайся с яйцами, — повернулась Настя к Дим Димычу.

— Нет, не надо. Дай я поговорю с ним, — попросил Васильев.

Настя швырнула ему мобильный.

— Полкан. Это я, Васильев. Эта сука, штайнеровская заказная, держит меня на мушке. Поговори с ней, — сказал в трубку, едва удерживая ее трясущейся рукой, Дим Димыч.

— Скажи ему: то, что он ищет, у меня, — сказала Настя. — Отдам при личной встрече. Время встречи назначу сама. Все.

Васильев в точности повторил то, что услышал. Настя забрала мобильный, сняла с той же полки примеченные ранее ключи от квартиры и удалилась.

Замкнув дверь снаружи, чтобы раненая тварь не выползла и не наделала шума раньше времени, Настя бросила ключи под дверью.

Отойдя на приличное расстояние, она позвонила с мобильника Дим Димыча и вызвала «скорую помощь» и милицию, назвавшись соседкой Петровой.

Выполнив таким образом обещание, она тут же выбросила мобильник в мусорку.

«Этот гад еще месяца два не оправится от боевых ран, если выживет, — думала она, взбираясь на ближайшую открытую крышу на Петроградской стороне. — Вот так, Прокофьева, вы со своим «Я» сегодня снова чуть не убили человека, хотя какого там человека — просто гнусную тварь. А как с тварями поступать, Достоевский не учил. Зато Толстой учил: «Непротивление злу насилием». А какое насилие он видел в своей Ясной Поляне? — рассуждала она. — Нет, ну это ж придумать надо: популярный тележурналист оказывается коллекционером, у которого немереное количество ценностей. Он же — бандит. Кандидат хренов. Так ты бороду и усы приклеил, поэтому я тебя не узнала», — вспомнила она лицо подонка, который чуть было не покалечил ее в первый день этой свинской войны, на которую она случайно попала.

Действительно, было трудно узнать в бородатом и иначе причесанном мужчине человека, которого Настя Прокофьева видела только на фотографии, да и то мельком, в уголовном розыске. Тут Насте обвинять себя в тупости не имело смысла. Она-то и саму себя перекрашенную и с другой прической едва узнавала. Теперь нужно было выйти на Басалыгу. Она нарочно вызывала удар на себя, хотя до сих пор не знала, что же именно проиграл криминальный авторитет Полкан в карты этому бедняге Савелию, с которым она успела переспать, к своему теперешнему сожалению.

«Блядство до добра не доводит. В которой раз в этом убеждаюсь», — думала Настя. Постоянного парня у нее не было. И на тупой вопрос, как же вы обходитесь, разных там случайных знакомых отвечала:

— Никак. Мне это не надо.

Тогда, как правило, звучал другой вопрос:

— А как же вы расслабляетесь?

Универсальный ответ на этот вопрос Насте подсказал один таксист, рассказав анекдот про человека, который не напрягается.

— А я и не напрягаюсь. — Вот так Настя Прокофьева после этого и стала отвечать. — Какой вопрос — такой и ответ, — добавляла она.

Последние дни, однако, она чересчур напрягалась. И, решив начать новую жизнь, вляпалась в еще большее дерьмо. И теперь, сидя на крыше, уже не знала, то ли ей плакать, то ли смеяться.

«И что же Христос не оставил людям заповедь “Не солги” — продолжала она философские размышления. — А то “Не убей”, “Не прелюбодействуй”. Один хрен. Вся система человеческой жизни ложь. Почему не разделить все лишние продукты из супермаркетов между теми, кому нечего есть? Элементарно. Ведь их все равно выбрасывают, когда они портятся. Почему за то, что кто-то лжет или убивает, он получает больше денег, чем тот, кто старается жить честно?

Причем всем в обществе ясно, что практически все большие капиталы заработаны на обмане простых людей. И куда смотрел и смотрит этот самый Бог, если все это позволял и до сих пор позволяет. Вся Россия превратилась в дерьмо».

— «А нам с моей родиной, снова негде ночевать», или как там этот бард поет? — произнесла вслух Прокофьева, зная, что все равно ее здесь никто не услышит. Она брала из пачки сигареты, и, выкуривая их одну за другой, бросала тлеющие окурки вниз, наблюдая, как затем они падают.

«Хорошо, что я прикупила пару пачек, когда ждала Ваньку, прежде чем рассталась с наличностью. Есть сейчас, что курить, чтобы спать не хотелось», — подумала она.

Ей и впрямь сейчас нужно было чем-то себя занять, кукуя в одиночестве на крыше спящего города, которому уже не принадлежало ее сердце, переполненное горечью и разочарованием.