Если женщина хочет… - Кэти Келли

– Иди сюда, негодница! – зарычала Николь, затащила изви­вавшуюся ужом Памми под одеяло и сама начала щекотать ее, причем с куда большим успехом.

– Пусти! Пусти! – кричала довольная девочка.

– Нет, тебя поймал тигр! – рычала Николь. – Р-р-р, я люблю по утрам есть маленьких девочек! Я голоден, р-р-р…

Порычав еще немножко, она отпустила Памми, села и поежи­лась от холода. Потом надела халат матери и пошла готовить за­втрак.

В семь сорок пять обе были умыты, одеты, сыты и готовы к вы­ходу. Николь отнесла бабушке чай.

– Спасибо, милая, – сказала Рини Тернер, садясь в посте­ли. – Ты такая славная девочка…

– Жаль, что я не застала тебя вчера вечером, – ответила Ни­коль. – Но мы увидимся в воскресенье. Не забудь перед уходом разбудить маму. Сегодня ей на работу к десяти.

Бабка недовольно фыркнула, но Николь пропустила это мимо ушей. Рини и Сандра были полными противоположностями, ба­лансировать между ними было нелегко. Рини не одобряла, что Николь вынуждена вместо матери заботиться о Памми, а Сандра злилась на мать за язвительные отзывы о ее случайных кавалерах.

– Что из того, что иногда я встречаюсь с мужчиной и выпиваю с ним стаканчик-другой? Если у меня дети, это еще не значит, что я должна жить как монахиня! – огрызалась она.

– Ничего себе монахиня! – бросала в ответ Рини.

Николь терпеть не могла, когда бабушка ругала Сандру. Хотя мать была слегка не от мира сего, она выбивалась из сил, чтобы нырастить их с Памми.

Отведя сестричку в детский сад, Николь побежала на останов­ку, чтобы успеть на рейс семь пятьдесят пять. Девять остановок девушка стояла, но потом освободилось место на втором этаже. Автобус ехал по западному Лондону, а она сидела и через науш­ники слушала Уокмена. Эти моменты в автобусе и метро достав-ляли ей удовольствие. Толпа не мешала. Николь нравилось, что даже в таких условиях можно оставаться самой собой, слушать музыку и ни с кем не разговаривать.

В страховой компании царило характерное для пятницы воз­буждение: еще несколько часов – и начнется уик-энд! В буфете все делились планами, как пройдутся по магазинам, а вечером куда-нибудь выберутся. С чашкой чая и сандвичем Николь уселась за столик и мельком заглянула в газету, которую кто-то оста­вил на соседнем стуле. На следующей неделе Львам предстояла большая удача. «Будьте готовы к сногсшибательной новости. Ни и коем случае не пропустите свой шанс, но не делайте ничего сго­ряча».

«Самой сногсшибательной новостью было бы увольнение с работы», – подумала Николь и достала еще одну сигарету, хотя курить не хотелось. В дверях буфета появилась Шарон. Ее лицо горело от возбуждения.

– Угадай, что случилось! – воскликнула она, подбежав к сто­лику Николь.

– Нам дали отгул? – спросила Николь. – Мисс Синклер переехал автобус? Ты обручилась с Леонардо Ди Каприо?

Шарон упала на стул рядом с подругой и протянула ей малень­кую, изрядно засаленную карточку.

– «Дикки Вернон, администратор», – прочитала Николь. – Что это значит?

– Вчера он слышал тебя в «Попугае». Этот человек – админи­стратор какой-то известной группы, и, представь себе, он хочет с тобой встретиться! – Шарон чуть не подпрыгивала на стуле. – Он считает, что у тебя прекрасный голос и что ты сможешь стать поп-звездой!

Николь засмеялась:

– Настоящий дурдом! Взгляни на мой гороскоп. Он говорит, что я ничего не должна делать сгоряча.

– Сгоряча? – переспросила Шарон. – Думаешь, тебя уже за­втра включат в «горячую десятку»? Черта с два!

Николь еще никогда так не волновалась. Когда она снимала целлофан с пачки «Ротманс», у нее дрожали руки. Нужно сосре­доточиться, иначе она будет пищать, как кукла, которая говорит «мама», когда ее дергают за ниточку. Она сделала глубокую за­тяжку и слегка успокоилась. Отлично. Все-таки никотин знает свое дело.

Но дороге Дикки говорил о маленькой уютной студии звукоза­писи, принадлежавшей его приятелю, и Николь представлялось, что ее везут ни больше ни меньше, как в легендарную «Эбби Роуд». Вместо этого она оказалась в облупившемся старом доме, напоминавшем сарай. Студия выглядела так, словно ею не поль­зовались с шестидесятых годов, а оборудование было еще древ­нее и казалось позаимствованным в музее. Хуже всего, что сам Дикки особого доверия не внушал. Однако владелец студии ей понравился – в этом худом старике не было ничего угрожающе­го. И на том спасибо.

– Ты не должна курить, – сердито сказал Дикки, увидев, как Николь потянулась за очередной сигаретой.– Это плохо для го­лоса. Ни одна настоящая звезда не курит.

«Плохо дело, – подумала Николь, гася сигарету. – Как же я тогда смогу петь?»

Дикки вдруг куда-то исчез, но через минуту снова вернулся в студию.

– Все готово, – слегка задыхаясь, сказал он. – Осталось толь­ко одно. – Верной небрежно протянул Николь лист бумаги. – Тебе нужно подписать это. Чтобы все было законно и официаль­но. – Другой рукой он протянул ей ручку.

Николь пробежала глазами листок, и у нее приподнялся уго­лок рта. Неужели этот малый считает ее дурой? Да, она согласилась поехать с ним на студию, но это еще не значит, что она слепо подпишет договор, обрекающий ее на вечное рабство. Может, Дикки считает, что она в «Копперплейт Иншуренс» заваривает чай? Конечно, пост у нее был не слишком высокий, но она имела дело с людьми, претендовавшими на получение страховой сум­мы, и знала законы. Кроме того, она сталкивалась с процентами явно чаще, чем сам Дикки, и знала, что пятьдесят процентов – это настоящий грабеж.

Николь сразу стало ясно, что приход сюда был ошибкой. Если она хочет стать певицей, то должна поискать какой-нибудь дру­гой способ. Она сложила листок и сунула его в сумочку. Дикки смотрел на нее, открыв рот.

– Что… – наконец выдавил он.

– Я ничего не подписываю без разрешения своего поверенно­го, – лучезарно улыбнулась Николь. – И думаю, что попытка за­ставить человека что-то подписать, не объяснив сути дела, ква­лифицируется как «оказание давления».

Она помахала рукой худому старику за стеклянной перегород­кой и крикнула:

– Спасибо, не надо!

– Так нельзя! – завопил пришедший в себя Дикки. – Ты не можешь просто взять и уйти! Я вложил в тебя время и деньги, я договаривался…

Николь покосилась на него и пошла к двери.

– Из-за тебя я оторвал людей от дела, черножопая сучка! – за­орал Вернон.

Вот оно. Недаром этот Дикки ей сразу не понравился. Да как он смеет?! Николь гордилась своим индийским происхождением и цветом кожи, хотя об Индии знала очень немного. Она гневно обернулась. Ей очень хотелось ударить Дикки, однако гордость заставила остановиться. Верной мог вести себя как подонок, но она этого делать не собиралась.

– Дикки, когда я стану знаменитой, ты вспомнишь, что мог иметь к этому отношение. – Она бросила на него надменный взгляд. – Но тебя сгубила жадность. А знаменитой я стану, мо­жешь не сомневаться!