Золотая ослица - Елена Черникова

Она осмелилась пошелохнуться - мужчина в зеркале точно повторил ее тихое движение. Она сделала один шаг к зеркалу - он тоже шагнул навстречу. Сердце готово было остановиться, но она сделала еще один шаг и, вытянув губы, приблизилась к стеклу вплотную и прижала губы - оказалось, что к губам же. Отраженным.

Она подняла руки и потрогала родинку и пенис. Он поднял руки и потрогал: правой - пенис, левой - родинку. Ощутив привычную шероховатость родинки и сводящую с ума шелковистость подвижной плоти, она застонала и покачнулась. На лице мужчины было написано именно такое потрясение и недоумение, какое царило в ее душе.

Она крепко обняла себя за плечи.

Он крепко обнял себя за плечи.

Она вспомнила, что в ее ванной два зеркала, висят визави. Медленно повернулась ко второму зеркалу - и встретилась взглядом с тем же самым изображением мужчины. Приглядевшись повнимательнее, она заметила детали: чуть встрепанную после сна, однако очень аккуратную стрижку, легкую односуточную небритость худощавых щек, гладкую безволосую кожу груди и спины...

Что-то не так. Случилось еще что-то! Что?

Висящие строго визави зеркала не отражали друг друга.

- Господи, у вас там и это есть? - прошептала Ли. - Я надеялась...

- Сказки, сударыня. Сны. Я все читаю и читаю, а здесь так холодно, боюсь простудить горло, - ворчливо сказал ночной попутчик. - Не угодно ли вам продолжить?

- Попробую. Хотя подходят трудные времена, трудные буквы. Но пора. Наступает время В.

* * *

Вьюга. Мир невидим. Город продут навылет. Ночь. Мне скучно.

Стук в дверь. Войдите.

Входит В.

Как ты мне нравишься. Какая ты красивая. Можно раздеться?

Можно. Разденься.

Ты грустишь?

Нет.

Ты хочешь?

Да.

Он неторопливо раздевается, не глядя на меня. Я лежу на диване, глядя в заметеленное окно.

Он подходит ко мне, садится рядом. Аккуратно все расстегивает, поднимает сорочку, спускает юбку. Мы молчим и иногда мирно улыбаемся друг другу.

У В серьезная проблема. Мама с папой наградили его детородным органом, про который сказать "огромный" - это ничего не сказать. Бедолага В уже попадал в курьезные переделки, когда резвые дамочки сдуру запрыгивали на него сверху и после первого же столкновения слетали кубарем с горестным визгом. Ему вечно приходится ждать милостей от природы: либо соразмерное ему влагалище, что такая же невидаль, либо женщину, способную найти решение вне анатомических предпосылок.

В моем лице он нашел женщину, способную найти решение.

Я знаю, что делать с В. И время от времени делаю. Нечасто. В среднем, наверное, раз в месяц. Его фаллос чудовищно тяжел. Ладно бы просто возбуждение. Тут похуже. Я ему еще и нравлюсь чрезвычайно, он даже пытается быть нежным. Но его пребывание внутри женщины - это грациозность слона, танцующего рок-н-ролл в фарфоровой лавке. Увернуться от его изящества можно лишь, так сказать, магико-акробатическими приемами. Не знаю, откуда я знаю еще и это. Но получается. Он чуть не плачет от умиления, когда видит мою довольную улыбку - вместо обычного ужаса на лицах других.

Потом он встает.

- Ты кончила? - спохватывается он.

- Конечно, конечно, - успокаиваю его я, хотя даже и не начинала. Но этого ему не объяснишь, да и не надо. Он хороший, он старается, ну что ж поделаешь, если такой уродился. Сейчас ему всего двадцать лет, все впереди. Может быть, повезет. Мне не жалко. Вьюга за окном. Скучно было.

Лет через пятнадцать мне рассказывали, что в тесном кругу старых друзей он, уже давно женатый человек, отец дочери и сына, вспоминал молодые годы. И вдруг сказал: а ведь была и у меня романтическая платоническая страсть!.. Друзья удивленно спросили: а кто она? ты ж нам не рассказывал!

Да ведь вам про платоническую неинтересно, отвечает он.

Интересно, зароптали друзья.

Он подумал-подумал и говорит: Ли.

Да-а, сказали друзья, здорово. Она была очень красива. Что-то с нею теперь?

- ...Понравилось? - спросила Ли ночного

попутчика. - Мне до сих пор нравится.

- А почему бы и нет. Милосердие в этом деле - штука редкая. Особенно взаимное. Это хорошо.

- Я очень заинтригована вашей темно-бордовой книгой. Нельзя ли в руках подержать? - преспокойно спросила Ли.

- Нельзя, Ли. Она может закрыться так, что не откроешь потом ни молитвами, ни проклятиями.

- Почему это? - удивилась Ли.

- Не прикидывайтесь, голубушка, вас это портит.

- Ну ладно, ладно. Простите. Читайте сами.

* * *

"...Диотима сказала Сократу, что Эрот - великий демон, посредник между богами и людьми, он посередине... Сократ был убежден Диотимой в том, что Эрот - демон..."

Сидя на краю ванны, она бормотала нечто, само шедшее на ум, изредка поглядывая в зеркала. Они исправно показывали ей то правый, то левый профиль молодого красавца с озадаченным выражением тела.

Так прошло первое время. Часы бархатно били и били. Она вдруг решила позвонить своему администратору и отменить репетицию. Поскольку в этом костюме, усмехнулась она, меня не ждут. Стоп. А голос? Ничего, ничего, не страшно. Она еще помнит оригинал своего тембра; а можно ведь и больное горло разыграть. А ванна? Ведь я собиралась принять ванну. Ну и принимай, сказал внутренний голос, никогда не обманывавший ее.

Она быстро запрыгнула в воду, легла и обнаружила, что ванна стала значительно теснее. Ах, да. Костюм, усмехнулась она.

Потом мытье. Освоение новой поверхности. Губка делает несколько иные повороты. А этого, с шелковистой подвижной плотью, - тоже помыть? Губкой? Руками. Лучше руками.

Она взяла самый нежный гель, которым еще вчера мыла только лицо, и намылила свое новое украшение. Пена получилась буйная, высокая, украшение спряталось.

Она взялась за душ и полила на спрятанное место. Когда пена ушла, на месте покоя показался темнеющий ровный столбик, медленно поднимавшийся и поднимавшийся. Когда глянцевая головка открылась полностью, ей показалось, что орган тянется к ней лицом - поприветствовать и улыбнуться. Мол, здравствуй, это я; как дела...

Она тоже улыбнулась в ответ и погладила незваного гостя по голове. Он еще встрепенулся, и что-то у самого его основания напряглось и потяжелело. Она потрогала: яички сжались. Стало неуютно и безвыходно. Возбуждение, поначалу показавшееся таким привычным и обустроенным, таким понятным и вообще т а к и м ж е, вдруг обожгло ее своим бессмысленным упрямством.