ЧЯП - Эдуард Веркин

Синцов хотел поспорить про добро, но вспомнил, что примеров добра он не очень много знает, спорить о предмете, в котором слабо разбираешься, глупо. Поэтому он вернулся к рублям. Набрал в горсть, стал перебирать. Отчего-то рубли сегодня звенели чуть по-другому, ярче, по-весеннему как-то.

– Со злом проще, – рассуждал Грошев. – За зло тебе в равной степени воздается, око за око, зуб за зуб, примитивная арифметика. А за добро нет. Не делай добра – не получишь зла, недаром ведь говорится.

– Это ты сам придумал?

– Это я не придумал, в этом я убедился. За любое доброе дело ты получишь от судьбы воспитательных люлей. Кстати, поэтому деньги и придумали.

Грошев указал мизинцем на мешок.

– Деньги – это обезличенное добро. Добро без побочных эффектов, без слабостей, без страха и упрека. Бабло побеждает зло, слыхал?

– Ну да.

– Это на самом деле так.

Синцов задумался сильно и вдруг увидел, что рубль, который он держал в пальцах, отличается. Синцов потер глаза тыльной стороной ладони и увидел. Завиток заходит за кант. Точно заходит, далеко и бесповоротно. Синцов ухмыльнулся, перевернул монету и убедился, что год тоже подходящий – девяносто седьмой.

– Посмотри, – Синцов передал монету Грошеву. – Вроде тот.

– Ну-ка…

Грошев выхватил монету, подкинул, улыбнулся.

– Ну вот, я же говорил. Дело пошло. Поздравляю, твоя первая найденная монета! Ты, братан, конкретный счастливчик.

Синцов удивился. Он никогда не считал себя счастливчиком, скорее наоборот. И вдруг так…

– И везунчик, – кивнул Грошев.

– Забавно. Просто раньше никогда ничего не находил, а тут вдруг…

– Это часто начинается, когда приезжаешь в незнакомый город, – сказал Грошев.

– Что? – не понял Синцов. – Что начинается?

– Это.

Грошев достал из кармашка жилетки монету. Два рубля две тысячи третьего года, наверное, те самые.

– Везение – капризная штука, – улыбнулся Грошев. – Поверь, я немного изучил этот предмет. Это как соль, – Грошев посолил воздух. – Соль в небольшом количестве присутствует в каждом блюде, но в солонке ее много…

Грошев кивнул.

– А судьба иногда любит подшутить – раз – и подсыпет в тарелку с борщом горсточку. Такие моменты надо использовать, не упускать, чуешь, что удача рядом, – цапай ее за хвост. Поэтому я с тобой и договорился. Даже отблески удачи могут принести пользу.

Синцов снова удивился. Грошев совсем не походил на романтика, а поди ж ты, отблески удачи…

– Удача качнулась в твою сторону, пользуйся этим.

– А если она качнется в другую? – спросил Синцов. – Если я по-быстрому растрачу удачу?

– Не, – улыбнулся Грошев. – Я в общих чертах представляю механизм. У каждого человека соли примерно одинаковое количество, но она распределена по разным полочкам. Каждому ведь везет по-своему. Некоторым в карты везет, другим в любви, третьи от смерти уходят, другие, допустим, в кулинарии мастера. То, что люди частенько принимают за собственные великие успехи, – всего лишь удача. Просто она сосредоточена в одной области.

Синцов опять поглядел на Грошева. Нет, он встречал немного мутных типов, но этот был не просто мутным, не просто философом. Он был еще и уверенным, и явно упертым. Мутные типы, знакомые Синцову раньше, могли заниматься чем угодно. Некоторые верили в стимпанк и изобретали паровую машину времени. Некоторые верили в экологию и не ели мяса. Некоторые были убеждены, что Виктор Цой жив, просто устал, уехал в Корею и затерялся среди соотечественников. Знал Синцов девушку, увлекавшуюся живописью, только рисовала она всегда одну и ту же картину: мужика с топором. Мужики, правда, были разные – то смерд Тульской губернии, намеревавшийся без спросу нарубить дров в барском лесу. То ландскнехт Тридцатилетней войны, собиравшийся в бой за Трирское архиепископство. То мастер топора из пугачевской ватаги, то архангельский мужик, рубящий церковь без единого гвоздя. Мужик с топором. По сравнению с этой девушкой Грошев со своей теорией удачи выглядел вполне себе человечески.

– Соль удачи… Иногда кому-то отсыпается еще щепоть – просто в качестве бонуса.

– Бонуса?

– Угу. Мир не укладывается в формулу Ломоносова – Лавуазье, порой случаются и необъяснимые вещи, в этом и прелесть. Поэтому я с тобой и познакомился. Ты приехал в наш город против своей воли, а значит, поменял свой образ жизни совершенно неожиданно, резко. Система не успела оперативно перезагрузиться, гирьки на мировых весах неожиданно сдвинулись, и тебе отсыпало фунт удачи. Два рубля на кассе, рубль с широким кантом сегодня…

Грошев продемонстрировал монеты.

– Удача к тебе благоволит, Костян, удача на твоей…

– Может, мне в лотерею сыграть? – перебил Синцов.

– Попробуй. Но вряд ли выйдет, лотерея входит в стандартный набор везения, выдаваемый каждому. Любой раз или два в жизни может выиграть в лотерею, это заложено в схему, мне интересна удача другого порядка. Дикая удача, бродячая. Это штука гораздо более хитрая, не каждому в руки идет. Поэтому я и предлагаю тебе попробоваться в коллекционировании. Глядишь, и не без толку.

Синцов кивнул. Он до сих пор не очень верил во все это нумизматическо-антикварное безумие, с другой стороны, убежденность Грошева его зацепила. А еще большее впечатление произвел на него «Макинтош» на столе у Грошева. И серебряная монета, полтинник, Синцов почему-то взял ее с собой, и теперь монета необычайно приятно оттягивала карман и каждую секунду напоминала, что она реальная, что она есть, тяжелая, тусклая, настоящая. Раньше, читая про то, как многие опьянялись деньгами, Синцов полагал, что это лишь литературное преувеличение, гипербола и аллегория, сейчас же он стал подозревать, что не все так просто. Монета…

Вчерашняя монета на него влияла.

И вчерашние деньги. Легкие деньги.

– Слышь, Петь, а ты сам к паровозу не пойдешь?

– К Царяпкиной, что ли?

Вот и Грошев немного удивился.

– Не, мне и так хорошо. Кстати, за найденную монету я начисляю двадцать процентов. А рубль с широким кантом неплохо стоит.

Синцов снова ощутил прилив стяжательства, не очень этому устыдился и устыдился уже этому.

– Расскажи про Царяпкину, – попросил вдруг он.

Царяпкина как-то…

– Расскажи про Царяпкину.

Не, точно дурацкая фамилия, только в Гривске такие случаются.

Грошев прореагировал странно. Не сказал ничего ехидного, не прокомментировал, не посоветовал обратить внимание на более приличную кандидатуру.

– Царяпкина, конечно, фигура…

Грошев устроился на диване с толстым справочником по монетам и теперь читал его с серьезным видом и делал отметки на полях, грыз губу.