Краткая история аргентинцев - Феликс Луна

У Росаса были очень своеобразные взгляды на свободу: он считал, что правительства должны быть авторитарными и проводить скрытые или явные репрессии. Он не обладал ни малейшей терпимостью и плюрализмом по отношению к оппозиции; он верил в необходимость патерналистской власти, управляющей даже самыми мелкими деталями общественной жизни. С другой стороны, он упорно защищал аргентинский суверенитет (в то время под таковым подразумевалась независимость) и смело противостоял притязаниям Франции и Англии, в то время самым могущественным державам в мире, и сумел сдержать их атаки.

Поскольку Росаса критикуют или восхваляют за такие разные грани его личности, уже нет смысла вести споры о нем с точки зрения историографии. Маловероятно, что будет найден какой-нибудь документ, проливающий свет на неизвестные моменты, связанные с личностью Росаса или его правлением. Материал, с которым работает историк, фактически исчерпан. Идут споры вокруг ценностей, которые и сегодня волнуют людей; дискуссии о Росасе — это споры об этих ценностях. Росас никогда не понравится тому, кто считает свободу главной ценностью общественной жизни, однако тот, кто считает суверенитет основой нации, станет хорошо отзываться о нем. И так будет продолжаться еще долго.

Вне зависимости от этих дискуссий надо указать на основные характеристики правления Росаса. Это, в первую очередь, консерватизм. Консервативный режим не стремился к изменениям и в определенном смысле вернул многие порядки колониального прошлого. Например, ввел запрет на дебаты, которые могли бы расколоть общество, утверждал абсолютное превосходство мнения власти, а конкретно идей, изложенных Росасом в 1836 г. во время празднования 25 мая. Я имею в виду малоизвестную речь, главным содержанием которой стал тезис о том, что Майская революция на самом деле представляла собой проявление верности королю Испании и была нацелена на сохранение его владений в целости, однако, непонимание роялистов вынудило патриотов пойти дальше и провозгласить независимость.

Таким образом, во многом Росас продлил жизнь явлениям колониального периода. Он придавал большое значение религии и патерналистскому характеру власти, и, безусловно, сегодня мы бы назвали его правление реакционным. В его время не велось строительства общественных учреждений, университет фактически прекратил работу, потому что не было государственного финансирования и немногочисленные занятия в Буэнос-Айресе не прекращалась благодаря тому, что сами студенты платили преподавателям.

Во время правления Росаса страна фактически закрылась от внешнего мира, хотя иностранцев, живших в Аргентине, не преследовали и не дискриминировали и в страну даже шел небольшой иммиграционный поток. Однако не было желания открыть окно в мир и отсутствовал интерес к идеям, которые могли прийти из-за границы. Напротив, ощущалось некоторое недоверие ко всему иностранному, что совпадало с настроениями самого Росаса — патриота, националиста, ценившего все аргентинское, даже если оно было примитивным и варварским.

Консервативная политика в стране, консерватизм по отношению к тому, что уже существовало, — все это постепенно развивало чувство национального единства, которое раньше было недостаточно зрелым. Длительное правление Росаса с его бюрократической рутиной интегрировало провинции в общенациональный организм, чего до этого не существовало. Хотя Росас и говорил о Федерации и позиционировал себя в качестве федералиста, на практике он возглавлял абсолютно централистский режим.

Так, Росас сумел создать подлинно национальное правительство. Накануне своего свержения губернатор Буэнос-Айреса обладал фактически теми же полномочиями (а в отдельных случаях даже большими), которыми в наши дни конституция наделяет президента Аргентины.

Губернатор Буэнос-Айреса помимо внешней политики вел пристальное наблюдение за провинциями, граничившими с соседними странами, чтобы препятствовать подпольной торговле золотыми монетами (утечке валюты, как мы бы сказали сегодня), а также следил за тем, чтобы в этих странах не велась пропаганда, способная навредить федеральному режиму.

Губернатор Буэнос-Айреса также имел подобие министерства экономики, поскольку он собирал налоги с таможни Буэнос-Айреса и иногда великодушно посылал субсидии бедным провинциям. Так произошло с провинцией Сантьяго-дель-Эстеро: ей были посланы деньги для спасения от экономического краха.

Наряду с этим Росас создал что-то вроде министерства обороны, так как он контролировал то, что сегодня мы бы назвали национальной армией; в разное время эта армия воевала с Боливией, частью Восточного берега, Бразилией, а также с Францией и Англией, которым война формально не была объявлена, однако шли боевые действия.

Росас вмешивался в дела провинций, которыми был недоволен: иногда он всего лишь отправлял письмо, используя тот страх, который внушала мощь Буэнос-Айреса, а иногда посылал военную экспедицию, как это произошло с Северной коалицией[38].

Он также ведал всеми церковными делами — назначением епископов, оглашением папских грамот и других документов, следил за религиозными орденами и приходскими священниками, чтобы знать, были ли они верны режиму. И, естественно, он осуществлял тщательную цензуру прессы и препятствовал проникновению в страну оппозиционных книг и газет.

Тот факт, что Росас обладал полномочиями, которыми затем конституция наделила национальное правительство, создал предпосылки, позволившие после окончания его длительного правления и после разгрома в битве при Монте-Касерос, объединить страну на основе конституции.

Стоит отметить, что одним из проявлений консерватизма Росаса стало игнорирование духа времени, что обычно происходит с подобными режимами. На определенном этапе жесткое сохранение статус-кво может быть полезным, потому что позволяет избежать распрей и хаоса. Но затем время выдвигает новые требования, возникают новые потребности, и слишком консервативное правительство не в состоянии их ни почувствовать, ни ответить на их вызовы. Именно это произошло с режимом Росаса.

В 1835 г. режим был необходим, чтобы положить конец гражданским войнам, терзавшим аргентинское общество. Но по мере дальнейшего развития начали появляться новые потребности, в том числе духовные и правовые. Такой была потребность принять конституцию. В 40-е годы XIX в. народные революционные движения в Европе требовали или навязывали королям конституции. Повсеместно умами овладела идея о том, чтобы писаный закон должен регулировать отношения между сувереном и подданными, между различными органами власти, а также устанавливать гарантии и права граждан.

Та же потребность ощущалась и в Рио-де-Ла-Плате, но Росас не заметил ее. Когда в мае 1851 г. Хусто Хосе де Уркиса поднял восстание, Росас ограничился интеллектуальной контратакой и опубликовал знаменитое Письмо из асьенды Фигероа, написанное семнадцать лет назад. Для него все оставалось по-прежнему, он продолжал считать, что было необходимо время для возникновения конституционной организации общества снизу.